– Не-а, – говорит он, стоя посреди гостиной с телефоном в руке, – не-а, она хочет остаться. Сказала, хочет остаться.
Золи что-то говорит ему.
– Да, – отвечает Габор, – я говорил ей это.
Золи говорит что-то еще, и Габор с чувством отвечает:
– Я знаю, я знаю.
Наконец Золи заканчивает разговор, и Габор, смешав «Джек Дэниелс» с колой у сосновой стойки, выпивает залпом и выходит в вечерний город.
После того как звук захлопнувшейся двери рассеивается, в маленькой квартирке устанавливается полная тишина.
Балаж делает вид, будто читает «Harry Potter és a Titkok Kamrája», а сам напряженно прислушивается, не донесется ли какой-нибудь звук, хоть какой-то признак жизни, из соседней комнаты.
Спустя примерно двадцать минут слух его улавливает что-то, похожее на скрип кровати.
Через некоторое время – довольно долгое время, в течение которого его предположение о том, что Эмма не пошла в ресторан специально затем, чтобы остаться с ним наедине, не получает подтверждения, – он откладывает книгу, в которой продвинулся недалеко, и выходит на улицу в поисках чего-нибудь на ужин.
Когда он уходил, у нее под дверью горел свет.
Когда же он вернулся, то заметил с чувством досады, что свет не горит. Он бы должен был постучаться к ней перед тем, как идти за едой, и спросить, не нужно ли ей чего. Ведь это было бы так естественно. А теперь уже слишком поздно. Он съедает то, что принес, без всякого аппетита и курит одну за другой сигареты «Парк-лейн».
Засыпает он после двух ночи, и к тому времени пепельница на полу рядом с диваном полна окурков.
Глава 3
– Есть у нас кофе? – спрашивает она, услышав, как он ворочается во сне.
Она за кухонной стойкой, в ночном халате, открывает сосновые шкафчики.
– Нет, – отвечает он, щурясь. Комната полна солнечного света. – Не думаю.
– Я пью кофе только утром, – объясняет она.
Сейчас десять утра, и обычно в это время они спят.
Балаж не двигается в своем спальном мешке, потому что на нем нет ничего, кроме трусов.
– А… Габор вернулся? – спрашивает он.
– Он спит, – сообщает она.
Эмма уже перестала изучать шкафчики и теперь просто стоит и смотрит в растерянности на барную стойку.
– Где же мне взять кофе? – вопрошает она.
И тогда, словно это совершенно естественно, он говорит:
– Если хочешь, я тут знаю одно место…
Она смотрит на него, голого по пояс в своем спальном мешке, опирающегося на мускулистую руку с татуировками, на его накачанную грудь и в его маленькие искренние светлые глаза.
Немота между ними кончилась – теперь они говорят друг с другом, пусть круг тем для разговора пока невелик. И все же спускаться вместе по лестнице, выходить из дома и идти рядом по улице – в этом чувствуется совершенно особая интимность.
Балаж уже хорошо знает дорогу к улице с магазинами и кафе, и среди них есть несколько с металлическими столиками на узком замусоренном тротуаре. Они сидят на алюминиевых стульях, под хлопающим на ветру навесом. На нем темные очки в спортивном стиле, с узкими радужными стеклами и оранжевая футболка, заправленная в джинсы. Он потягивает кофе через прорезь в крышечке стаканчика и оглядывает залитую солнцем многолюдную улицу.
– Приятный день, – говорит он.
На ней тоже темные очки, и она улыбается ему, не без симпатии.
– Хорошо спала? – спрашивает он.
Она отвечает, что да.
Но вообще она держится несколько скованно, словно чего-то опасаясь.
Повисает молчание.
Балаж, раздумывая, что бы еще сказать, встает налить себе очередную чашку кофе.
Не придумав ничего, он предлагает ей сигарету «Парк-лейн», и она берет ее. Он подносит ей зажигалку. На столе стоит простая стеклянная пепельница.
И тут он говорит:
– Я думаю пройтись по городу сегодня. Осмотреться – как тут что.
Он надеялся, что она как-то проявит интерес к этой идее, но ничуть не бывало. Она сидит по другую сторону круглого столика в своем топе без рукавов – тонкий бицепс обвивает татуировка колючей проволоки – и просто затягивается сигаретой, ничего не говоря.
– Здесь, должно быть, уйма всего интересного, – продолжает он. Снова не дождавшись отклика, он переходит к более решительной тактике: – А ты хотела бы увидеть что-то? Пока мы здесь.
Она издает смешок.
– Я не знаю.
Звучит это насмешливо, и он уже готов закрыть тему, когда она вдруг спрашивает равнодушным тоном:
– А что тут есть?
– Ну, как же… – Он старается казаться естественным. – Есть музей восковых фигур. Так ведь?
– А, ну да.
Похоже, Габор несколько преувеличил ее энтузиазм в отношении этого места.
– Ну, и что ты думаешь? – спрашивает он с намеком.
Она говорит, что не знает, где это находится.
Он говорит, что найти такое место не проблема.
Теперь в ней, кажется, проснулся интерес. Она улыбается ему, словно он рассказывает что-то веселое.
– Тебе это правда интересно? – спрашивает она.
Он пожимает плечами.
– Ну, да, – говорит он. – Почему бы нет?
– Не знаю, – говорит она. – Ты не похож на такого человека.
– Какого человека?
Продолжая загадочно улыбаться, она говорит:
– Ты понимаешь, что я хочу сказать.
– На человека, которому интересны восковые фигуры?
– Да.
– Мне интересны восковые фигуры, – говорит он не очень убедительно, а затем, уловив ее настрой, спрашивает: – А на какого человека я похож?
Она оставляет вопрос без внимания.
– Который час?
Он смотрит на часы – это скопище циферблатов, большинство которых ничего не делают, – и говорит ей время.
– Тебе это на самом деле интересно? – спрашивает она.
Ни один лишний мускул не дрогнул на его лице, когда он отвечает:
– Ага.
Они едут подземкой, и, стоя рядом с ней в шумном вагоне, он наслаждается завистью других мужчин, тем, какие взгляды они бросают на ее ноги в рваных джинсах и в туфлях на высоком каблуке. Она как будто не замечает этих взглядов и вообще ничего постороннего и спокойно стоит, покачиваясь в такт движению поезда, рассматривая сквозь темные стекла очков рекламу службы знакомств, или средства против выпадения волос, или схему линий метро.
