Чармиан отвечает, старательно обгладывая куриную ногу!
– Ну, вроде.
– Я боюсь акул, – признается Сандра.
– Думаю, здесь с этим не должно быть проблем, – говорит Бернар.
Но Сандра стоит на своем:
– О, тут есть акулы. И потом, у меня всегда полные трусы песка. Везде песок. Вы понимаете, о чем я? Даже дома нахожу его потом. Через несколько недель.
– Ясно, – говорит Бернар.
– Вам уже наладили душ? – интересуется она.
– Нет.
– Нет? Это же просто неуважение. Вы должны быть настойчивее, Бернард.
– Да, пожалуй, – соглашается он.
– Вы здесь уже почти неделю, а его так и наладили. Это просто неприемлемо.
– Да.
Бернар опять несмело смотрит на Чармиан. Она как будто избегает его взгляда.
– Сегодня вечером у нас конная прогулка, – вдруг сообщает Сандра.
– Конная прогулка?
– Точно. Наш гид все устроил.
– Тут бывают конные прогулки?
– Очевидно.
После обеда, когда они стоят в холле, он обращается к Чармиан:
– Мы потом увидимся? Ты придешь ко мне в комнату?
Несмотря на измотанность после вчерашнего, он, к своему удивлению, обнаруживает, что хочет еще.
Она жует кукурузный батончик – такие она все время носит в сумочке. Секунду Чармиан смотрит на него, словно не понимая, о чем это он, и говорит:
– Ну, да, хорошо.
– Хорошо, – кивает Бернар, довольный собой, – увидимся позже.
Он бросает быстрый взгляд на Сандру – так неловко говорить об этом при ней. Хотя она как будто их не слышит. Она стоит, обмахиваясь журналом, и смотрит в сторону двери из коричневого стекла.
Время после обеда ползет медленно. Бернар валяется на разбитом, грязном матрасе на полу у себя в комнате. Подходит к окну. Ничего интересного. Единственное, о чем он может думать, – это чем они займутся, когда придет Чармиан.
И наконец часов в пять раздается стук в дверь.
В одних трусах он открывает дверь.
Это не Чармиан.
Это ее мать. Блондинистая стрижка «под горшок», красное лицо, еще более красное декольте.
– Привет, Бернард, – говорит она.
Он инстинктивно почти закрывает дверь, оставляя только узкую щель, в которой видно его обескураженное лицо. Он не знает, что сказать. Даже не может выдавить приветствие.
– Ну, что, могу я войти? – спрашивает Сандра.
– Мне нужно… Нужно одеться.
– Не волнуйтесь, все в порядке, – говорит она повелительно. – Ну же, впустите меня.
Он открывает дверь и отступает в сторону, пропуская Сандру, которая осматривает грязную затхлую комнату с явным интересом.
На ней тонкий сарафан, скрывающий ее пропорции.
Кожа лица у нее сухая, обветренная, особенно вокруг глаз.
– Наша комната такая же, – говорит она.
Бернар стоит в одних трусах.
– У вас встревоженный вид, Бернард, – замечает она, оглядывая матрас, косо лежащий на полу. – Вам не о чем тревожиться.
Ее глаза задерживаются на матрасе, как бы изучая его, а затем она говорит:
– Я слышала о вас много хорошего, Бернард.
Он озадачен таким поворотом.
– О, да, много хорошего.
– Чего именно? – спрашивает он с тревогой.
Выражение его лица заставляет ее рассмеяться.
– Ну, а сами вы как думаете? Вы же знаете, зачем я здесь?
И с этими словами она пристально смотрит ему в глаза.
Через несколько секунд до него доходит.
– Ну, вот, – говорит она, сразу сообразив, что он понял.
Она улыбается, показывая маленькие желтые зубы.
– Она сказала, вы были ненасытны, и все еще не насытились. – Она кладет руку ему на грудь. – Чармиан будет завтра, не волнуйтесь. У нее легкое раздражение. Вот уж не думала, что ей это грозит. Поэтому я спросила, не будет ли она против, если к вам приду я. У меня еще никогда не было француза, – говорит она с легкой дрожью в голосе. – Я хочу, чтобы вы показали мне, почему столько шума о французах… Хорошо? – Она смотрит ему в глаза и гладит по щеке. – Вы покажете мне, Бернар? – И в ее бутылочно-зеленых глазах он видит мольбу. – Покажете?
Она уходит в сумерках – она была и горячей, и покладистей, чем молодая партнерша, – и он спит до восьми утра, не просыпаясь.
Когда же он просыпается, по-прежнему на матрасе на полу, комната залита солнечным светом.
Он идет в «Поркиз» и съедает яичный рулет с кофе по-гречески.
А затем, уже в плавках и с одним из маленьких колючих полотенец из отеля «Посейдон», он идет к морю.
Как и предыдущим днем, он проснулся с желанием искупаться в море.
Время еще раннее, и на пляже мало народу. Но русские, конечно, уже там – со своими едкими сигаретами и термосами с чаем цвета болотной жижи.
Он идет к низкому прибою – сейчас отлив, море отступило довольно далеко, и снимает рубашку и туфли. Он убирает кошелек в туфлю и накрывает рубашкой, положив сверху для веса пустую бутылку, валявшуюся рядом. Песок между пальцами ног холодный. И ветер довольно сильный и тоже холодный. Волны, набегающие на берег, отливают зеленым. Он дает этим пенистым волнам слизать пыль со своих белых ног.
Он заходит в волны, пока они не достают ему до длинных плавок, и когда волны набегают, он поднимает руки, а когда убегают, опускает. От прохладной воды и ветра по коже у него идут мурашки. Набегающая волна омывает его. И в течение этой секунды, когда волна с шумом и силой набегает на него, она стирает все.
Он чувствует ее силу, чувствует, как она удаляется, и он остается в гладкой воде, позади волны. Он лежит на сверкающей воде, море держит его, солнце светит ему в лицо, и соленая вода плещет в уши. Он лежит с закрытыми глазами, и ему кажется, что он слышит движение каждой песчинки по дну моря.
Набегающий прибой становится теплым. Он набегает на берег так далеко, как только у него хватает сил, и оставляет пенистые разводы на гладком, блестящем песке.
А дальше от моря песок делается горячим.
Он лежит на этом песке, чувствуя покалывание всей кожей, вдыхая и выдыхая воздух.
Рука на глазах, рот открыт. Сердце качает кровь.
В голове пустота.
Единственное, что он сознает, – это жар солнца. Жар солнца. Жизнь.
Часть 3
Глава 1
Десять утра, а кухня уже пропитана сигаретным дымом и запахом голубцов.
