Между срединцами закрайскому великану не спрятаться. Сколько ни накидывай на секача овечью шкуру, а все видать черную щетину.
— Пусти странника ко князю, дурак! — меж тем завопила слезливо баба. — Землицын посланник! Конец дней близок! Последние дни!!!
Игор с удивлением заметил, что оба стражника смотрят на него, не отрывая взора.
Не так уж и ошибалась бяломястовская служанка — не Землицын он посланник, а сестры ее, Безносой. От нее, сказывают, и весь род Голямских царей пошел.
— Да какие последние дни, квашня?! — рыкнул на бабу дружинник. Оттолкнул посохом. — Не до странников сейчас. Гости у князя.
— А я не в гости, — проговорил Игор. Душная горячая волна отчаяния накрыла его. Казалось, сними с плеча лук, позволь силе прыгнуть на тетиву, с нее — на плечи лука, резные, крепкие — и одним ударом проложит закраец себе путь в палаты князя Якуба.
Но верно ли все? Может, лжет гонец? Не в Закрае Игор, не в родном Голяме, где он владыка? В Срединных землях, где слуга. Беглый холоп, что оставил в тяжелый час своего господина из-за девки!
Просто погибнуть, как гибнут закрайские воины — пылая местью.
Да только вдруг нужда в нем есть еще у тех, кто жив? Может, еще спасет он от судьбы худшей, чем Ядзина, толстяка Конрада, лекарку Ханну, старика-словника? Может, еще встанут они вместе против радужной топи и не позволят имени Владову сгинуть без следа в пучине времени, не позволят втоптать память о нем в грязь людской молвы…
Игор заставил себя сделать шаг назад.
— Не нужно мне в ваши хоромы! — сказал он кротко. — Ты только князю Якубу передай…
Он в одно движение оказался рядом со стражником, которого не коснулось заклятье мануса. Позволил всей боли, всей ярости отразиться во взгляде.
— …передай, что до новой луны кровью умоется Бялое!
— Последние дни! — заголосила баба и побежала прочь. Стражник отпрянул, торопливо осеняя себя Землицыным знаком.
Игор коротким движением ребра ладони уложил его рядом с товарищем. Посмотрел на створки двери: хочешь — иди.
И скорыми шагами пошел прочь, на ходу развязывая котомку. Сумерки надежно скрыли его, так что сторожа на воротах и не приметили даже, как через стену перемахнула черная тень.
Добравшись до леса, Игор понял, что не знает, куда идти. Нет, дорогу он помнил лучше извозчичьей лошади — во все стороны: на Гатчину, на Скравек, к дальним деревням и кабаньему уделу… И тело требовало, торопило: беги, лети, спасай своих, рви чужаков в кровавые клочья. Да только как понять, где они — эти свои? И кто нынче чужак.
Выбило Владислава из Срединных земель, словно стержневую ось, — и все обрушилось, не разберешь, что делать.
Привык за годы на Владовой службе Игор получать приказы и тотчас бросаться исполнять. Единственный раз ушел без спроса от господина — и потерял его. Подумать нужно крепко. Теперь некому отдать приказ, придется вспомнить то время, когда сам приказывал, когда по юности да по глупости думал, что одного разума да открытого сердца довольно, чтобы стать хорошим правителем.
Добравшись до границы Бялого и Черны, до пограничных Ветряков, Игор решил подождать до вечера, чтобы зайти к старосте, который хорошо знал его. Не раз видались они, когда князь проверял свои владения, не нужно ли чего в деревнях, не тревожат ли селян разбойники или соседские дружины. Не решались тревожить, пока жив был Чернский кровопийца.
А теперь, едва успел Игор спрятаться за дверью сенника, как услышал конское ржание, стук копыт, крики. Видно, приехавшие, едва спешившись, ухватили проходившую мимо девку или бабу. Хотели знать, где дом старосты.
Старик-колдун не успел на порог выйти — по нему ударили в несколько посохов. Едва поморщились от боли, стерпев отповедь. Когда в несколько посохов, и отповедь на всех.
И ведь не разбойники с железками — маги, причем крепкие, которым каждый князь был бы рад в своей дружине. Только, верно, решили сами себе князьями стать, взять силой землю, за которую стало некому вступиться.
Тогда понял Игор, что не солгал гонец — ушел Влад, нет его больше. Только теперь поверил. Не решился бы ни один не только палочник, но и золотник или словник из чужих или вольных вот так захватить село или деревеньку, не получив тотчас от князя подарочек. У Владислава они бы даже подъехать не успели, после первой искры, брошенной с посоха, знал бы Влад, кто они и зачем пожаловали. Если б пришли захватчики с мечами из проклятого металла, тогда, быть может, и продержались бы в деревне несколько дней — пока не доберется до князя гонец, да пока князь не решит, как покарать дурачье, что на священное позарилось, да так покарать, чтоб другим было неповадно.
А тут и вовсе миру конец — маги на чужое посягнули. Значит, не боятся, что сразу узнает князь и накажет. Земля князю завсегда подсказывает, где беда от силы матовой его людям. Потому и князь у каждого удела свой и не посадишь другого, сильного, но чужого. Его земля не послушает, не станет ему помогать, с ним говорить.
Князь, с землей связанный, всегда чувствует, когда силу земную маг направляет против законного господина и его верных слуг. А потом сам решает, что делать, как быть.
Верно, зашелся где-то сейчас в Черне плачем новый князь, да только что ему, младенцу, делать, даже сказать не может, что беда идет.
Игор бесшумно забрался выше, на верх сенницы, когда новые властители Ветряков пошли по дворам, сгонять всех на улицу и проверять, не осталось ли кого, чтобы гонцом утечь в Черну ко княгине. Выставив перед собой лук и пустив от гнезда в верхнее и нижнее плечо силу, Игор легко отвел сторожевые огоньки, а потом устроился в сене и стал наблюдать в щель между досками, что будут делать самозваные князья. Да только чего было от них ждать, никогда не ведали они, как хозяйствовать, а не хозяйничать. Повытаскивали из домов скудное богатство селян, отволокли в дом старосты, где устроились, потребовав себе еды и девок.
Под рыдания матерей в вертеп приволокли двух девчонок, которые первые попались. Одну согнали, сказав, что страшная, и она со слезами убежала, и теперь уж правители вышли сами и, выстроив остальных девок в ряд, долго выбирали жертву своей милости. Девчонки наскоро, ревя в голос, мазали лица грязью, царапали себя, и палочники приказали связать им руки, чтоб не портили красоты.
Едва захватчики скрылись в доме, оставив у дверей часового — видно, не ждали большей беды, чем бараний бунт селян, — Игор спустился и, бесшумно выскользнув за дверь, одной стрелой снял незадачливого сторожа.
Деревенские, все еще стоявшие стадом у двери дома старосты, испуганно зашептались, но Игор показал им жестом, чтоб молчали, а бабы продолжали реветь. И, вытащив стрелу из глазницы часового, заглянул в дом.
Дверь была приотворена, и одного из палочников, что виден был в щель между дверью и окладом, Игор убрал окровавленной стрелой, так что его подельники и не заметили, что тот повалился на бок не от вина и усталости, а уж мертвый. Не входя в дом, закраец распахнул дверь и сбросил с верхнего плеча лука белые искорки ослепляющего заклятья.
