— Привет, Валя-Валентина! Садись, прокачу.
Глянула Валя — а в стороне, у газетного киоска, новенькая, блестящая «десятка». У Верки аж дыханье сперло.
— Ух ты! — только и смогла произнести.
— Отец подарил на день рожденья, — пояснил Тенгиз, распахивая перед Валей дверцу.
Верка скромно отступила на шаг назад, потупила хитрый взгляд.
— Не буду вам мешать. Чао, подружка.
— Пока. — Валя, не веря глазам, стояла перед роскошным автомобилем. — Господи, ну и красота!
— Что ждешь? Садись, — пригласил Тенгиз.
Валя плюхнулась на мягкое сиденье. Тонко и вкусно пахло дорогой кожей. Тенгиз обошел машину, сел рядом, тихонько включил магнитолу.
— Куда поедем? Хочешь, в «Славянский Базар»?
— Не хочу. — Валя посмотрела ему в глаза: — Покатай меня по Москве. Я ж ничего толком не видела.
— Будет исполнено, королева. — Тенгиз завел двигатель. «Десятка» плавно, как корабль, тронулась с места.
…И вот уже мелькают за окном разноцветные огни вечерних, столичных улиц. Тенгиз везет Валю по Проспекту Вернадского, мимо цирка, мимо Университета, мимо Воробьевых гор, к центру. Они едут по ярко освещенному мосту, под ними, внизу, чернеет Москва-река. Потом автомобиль выносится на огромную магистраль. Вокруг — нескончаемый поток машин, и все они несутся на бешеной скорости. Шум, рокот, гул, мелькают неоновые вывески, реют в воздухе, колышутся от ветра рекламные транспаранты. Валя в ужасе закрывает глаза.
— Это Садовое кольцо, — улыбается Тенгиз.
«Десятка» мчит дальше — по Смоленской набережной, по новому Арбату, по Тверской. Валя уже не боится, она привыкла. Она опустила стекло, ветер обдувает ее разгоряченное лицо, треплет волосы, выбившиеся из косы.
У Макдоналдса Тенгиз останавливается, сует в окошко деньги и протягивает Вале гигантский бигмак и кофе в высоком картонном стаканчике. Валя пытается откусить от бигмака, но бутерброд не умещается у нее во рту. Она пачкается кетчупом и хохочет. Тенгиз тоже хохочет, достает из кармана платок, вытирает Валины пальчики, один за другим…
…Машина одиноко припаркована в темном Арбатском переулке. Валя и Тенгиз самозабвенно целуются, так и позабыв поднять тонированные стекла. Руки Тенгиза сжимают Валю все крепче, легко проникая под одежду, гладят ее шею, грудь. Она дышит с трудом и чувствует, как внизу, в животе, рождается теплая тяжесть, разливается по всему телу, делая его безвольным и податливым. Чувствует, что еще немного, и произойдет то, о чем предупреждала ее Верка. И вдруг вспоминает про таблетку.
Валя в ужасе делает над собой отчаянное усилие, выпрямляется и сбрасывает с себя Тенгиза. Тот смотрит затуманенными глазами, ничего не понимая.
— Что? Что случилось? Валя-Валентина, что с тобой?
— Ничего, — жалобно всхлипывает Валя. — Я… хочу домой. Отвези меня.
— Не надо домой, — умоляюще просит Тенгиз, — поедем ко мне. Я тебя очень хочу. Пожалуйста!
Валя глядит: лицо у него такое несчастное и одновременно такое красивое. Надо лбом прядь иссиня-черных волос, а сам лоб в мелкой испарине. Ее сердце пронзает никогда дотоле не испытанная нежность. Она осторожно отводит рукой волосы Тенгиза, гладит его по щеке, повторяет пальцем тонкий изгиб его губ.
— Пожалуйста, — как заведенный, повторяет Тенгиз.
— Хорошо, поехали, — жарко шепчет Валя.
Ей все равно. Она знает, что сегодня не вернется домой. Ну и пусть! Пусть тетка хоть лопнет от злости, то, что сейчас происходит здесь, в машине, важнее любых отношений с теткой, важнее всего. Самое главное, самое ценное. Наверное, это любовь.
Валя произносит про себя это слово и удивляется: сколько раз, в школе, ей казалось, что она влюблена, а теперь получается, что она даже понятия не имела о том, что это такое. Любовь. Песня, в которой нет начала и конца, стих, где главными героями являются она и Тенгиз, дорога в неизвестное будущее, полное светлых грез…
Тенгиз потихоньку крутит стартер. Валя отворачивается от него к окну, нашаривает в кармане куртки упаковку с таблетками, предусмотрительно переложенную туда из сумочки, выдавливает одну из них в ладонь. Как бы так изловчиться, чтобы Тенгиз не увидел? Почему-то Вале очень не хочется посвящать его в свои, женские проблемы. Она дожидается, пока его внимание занято стрелкой на светофоре при повороте на шоссе, и воровским движением сует таблетку в рот. Затем запивает ее остатками кофе из стаканчика. Кажется, Тенгиз ничего не заметил — его руки спокойно лежат на руле, ноздри слегка подрагивают, глаза смотрят в даль. Машина, рассекая ночь, скользит по Ленинскому проспекту к Октябрьской площади.
8
У Тенгиза была своя, отдельная однокомнатная квартира неподалеку от Первой градской больницы. Обставить он ее еще не успел, только отремонтировал, поэтому в комнате из мебели стояла лишь низенькая двуспальная тахта и модная, навороченная тумба для аудиоаппаратуры. Кухня тоже была пуста, не считая дорогой импортной плиты, холодильника марки «Сименс» и крошечного складного столика с парой табуреток.
Зато ванная оказалась потрясающей: от пола до потолка отделанная разноцветной плиткой, сияющая зеркалами и никелированными смесителями. На широком бортике ослепительно-белой джакузи громоздилась целая коллекция шампуней, гелей и одеколонов.
Валя, как вошла в этот рай, так долго не могла опомниться от восторга, стояла, в буквальном смысле слова, разинув рот. Потом перенюхала все флакончики и пузырьки, разделась и залезла в воду.
Какое наслаждение было плескаться в душистой, пахнущей сиренью пене в свое удовольствие, не опасаясь забрызгать пол или превысить лимит времени, отведенный Евгенией Гавриловной для соблюдения личной гигиены.
Валя от души накупалась, затем накинула на блестящее, розовое тело просторный махровый халат, висевший на крючке, и, распустив косу, вышла в коридор.
Тенгиз ждал у самой двери, весь вид его выражал крайнее нетерпение. При взгляде на Валю, лицо которой было сплошь в радужных, бисерных каплях недавнего душа, глаза его зажглись восхищением.
— Ты — моя королева. Проси, чего хочешь. Хочешь, колечко куплю, с бриллиантом? — голос его звучал с заметным придыханием.
— Хочу, — засмеялась Валя, протягивая ему руки, — а еще сережки.
— Будут и сережки. — Тенгиз легко подхватил ее, принес в комнату, положил на тахту, осторожно раскрыл халат.
Валя лежала перед ним обнаженная и отчего-то не чувствовала стыда. Лишь немного пересохло в горле, а в остальном она была совершенно спокойна.
— Какое у тебя тело! — с восторгом проговорил Тенгиз. — А грудь какая!
— Тебе нравится? — Валя улыбнулась, глядя на него с обожанием. — Правда?
— Правда, Аллахом клянусь. Красивей тебя никого не встречал. Так бы и смотрел, не отрываясь. — Он с видимым сожалением погасил верхний свет, оставив включенным лишь прикроватное бра, и принялся раздеваться.
