Надя неподвижно лежала на спине, натянув больничное одеяло до подбородка. Она очень устала сегодня, но уснуть не могла. Что-то подсказывало ей, что с этого момента её жизнь изменится. Как? Она станет ходить? Она пойдёт учиться? Она выйдет замуж за Богдана?
Мечты, мечты… А почему нет. Ведь Наташа сказала: «Мечтай! И у тебя всё получится». Не знаю, что у меня получится, но для того чтобы мечтать, необязательно ходить, и денег, которых нет, не нужно. Это может делать каждый. Не рюмсать над собой, несчастной, а мечтать. Какая же она мудрая, эта Наташа… была… А почему была. Я о ней сейчас думаю как о живой. Ваня уж точно никогда её не забудет… Интересно, а кто бы помнил меня, если бы я тогда умерла? «Да-а-а, Надежда, упорола ты глупость, — ругала себя девушка, — пора браться за ум и исправлять всё».
Вот на этой позитивной ноте Надя наконец-то уснула. И опять ей приснился великий математик Эйнштейн.
«Что ж ты ко мне привязался-то?» — в сердцах думала девушка во сне. Но на этот раз он не хмурился. Он улыбался и облегченно вздыхал. Хвалил Надю за что-то и сам переливался каким-то розово-голубым светом. А потом вдруг стал серьёзным и сказал: «Теперь всё будет хорошо. Тебе только надо простить… надо простить… надо простить…»
Надя открыла глаза. «Надо простить… надо простить…» — всё ещё отзывалось в её голове.
— Никогда! — прошептала она еле слышно, но ей показалась, что она проорала это во весь голос. Испугавшись, оглянулась. Все спали. За окном только-только забрезжил рассвет. Он переливался розово-голубым светом.
«Интересно, я что же, сплю с открытыми глазами?» — подумала она и тихонько счастливо рассмеялась. Пришёл новый день, и впервые за много лет он радовал.
Следующие две недели были, как подарок судьбы. Богдан проводил с Надей практически всё время. Он приходил к ней утром, сразу после завтрака, и они вместе шли в спортивный зал. Чтобы не смущать девушку, а ещё более, чтобы подавать ей пример, молодой человек отжимался, подтягивался, качал пресс вместе с ней. Он видел, как старается Надя, и время от времени подходил к ней, чтобы помочь или, наоборот, отвлечь и дать возможность отдохнуть. Тогда он рассказывал какую-нибудь шутку, над которой они вместе смеялись, а потом с новыми силами продолжали делать упражнения. Надя старалась изо всех сил. Пот лил с неё градом. Руки дрожали. А ноги… а вот ноги не шевелились. Молодой человек как будто не замечал Надиного разочарования, продолжал шутить, массажируя ей конечности. Потом они вместе обедали. А после обеда, хорошенько одевшись, Богдан выкатывал Надю в парк. Он всегда пересаживал её на скамейку, и они долго сидели, обнявшись, рядышком, и делились друг c другом своими мыслями, планами и мечтами.
Надя чувствовала, как она окрепла за эти две недели не только физически, но и морально. Несмотря на то, что ноги всё ещё не хотели не то что двигаться, а даже чувствовать, вместо обычного разочарования и слёз появилась злость.
«Почему у кого-то получилось, а у меня — нет. Чёрт! Я вот ещё так попробую. И ещё так… Вот если это у меня получится, то я обязательно пойду!»
Надя придумывала себе всё новые и новые упражнения и «загадывала» на них: если это у меня получится сделать, то завтра почувствую, что у меня есть ноги. Но приходило завтра, а наличие ног оставалось под сомнением.
— Костя сказал, что готовит тебя на выписку на завтра, — принес однажды новость Богдан.
Внутри защемило. Хоть что-то случится «завтра». Ей совсем не хотелось возвращаться в свою комнатку. «Там, наверное, грязь, вонь и… о боже!»
Она совсем забыла об этом.
— Нас отвезут на скорой помощи, со всеми вытекающими последствиями, а именно сиреной, моргалками и с ветерком, — шутил парень.
— Спасибо, тебе, Богдан, но домой я поеду одна.
Надя усиленно прятала глаза. Ей было стыдно.
— Не-е-ет, дорогая моя, ты так легко от меня не отделаешься. Вас, мадемуазель, ожидает сюрприз и романтический ужин при свечах.
— Нет, Богдан, я сама.
— Так. Давай с тобой договоримся доверять друг другу.
Надя молчала.
— Давай?
— Ну… давай… — неуверенно проговорила она.
— Не ну, давай. А договариваемся! Я тебе обещаю, что всё будет хорошо. Ты мне что, не веришь?
— Ну… верю…
— Ох, ты и упрямая, Надюха, — расхохотался он. Схватил её в охапку, поднял из кресла и, прокружив, посадил назад и чмокнул уголок её губ.
— Даже и не думай… я всё равно упрямее.
Сюрприз был из ряда вон выходящий. Комната была не только чистой и свежепроветренной, а и обставленной, хоть и не новой, но вполне приличной мебелью. Возле окна, прикрытого лёгким тюлем, накрытый к ужину стол со свечкой и цветами. Новая люстра. И даже небольшой коврик над кроватью, на котором был выбит благородный олень с красивыми ветвистыми рогами. Перед дверью деревянный съезд, чтобы легко было въезжать в комнату на инвалидной коляске.
— Та-та-а-а-а! — пропел Богдан, открывая дверь перед Надей.
Она оторопела…
— Это… не моя… комната…
— Твоя, твоя. Помнишь свадьбу?
— Помню.
Надя покраснела. Богдан, проигнорировав это, продолжал.
— Ксюхины предки подарили им к свадьбе новую мебель в спальню, в зал и даже на кухню. Старую некуда было деть. Вот Оксана и предложила обустроить твою комнату. И тебе обновка, и им проблем меньше.
— Какие они, всё-таки, славные. Оксане, наверное, было очень противно…
— Не, Надюх. Я сам убирал. Ты не переживай. Только… пожалуйста… не срывайся больше.
— Я клянусь тебе…
— Не надо… просто верь себе. Ну и мне, конечно, тоже, — уже веселей добавил он. — И сама управляй своей судьбой.
39
До Нового года оставалось три дня. Всё это время Надя усиленно занималась и к алкоголю не прикасалась совсем. Она окрепла физически. Увлеклась рисованием. Выкладывала свои мысли о разочарованиях и успехах в своём дневнике. Работала на полставки кастеляншей в санатории. Богдан проводил с ней столько времени, сколько мог. Иногда он не приходил по несколько дней. И поскольку у Нади не было телефона, то и не звонил. Зная её ранимость, он всегда старался предупредить девушку заранее, что будет занят и прийти не сможет. Но даже тогда, когда у него не получалось предупредить, Надя чувствовала, что он думает о ней. Может, занят в университете, может, дома, но думает. Помнит. Данного ему обещания не нарушала. Гнала от себя любые мысли, которые могли бы лишить её веры в себя или в него и заставить взяться за бутылку, чтобы унять боль.
Но сегодня, проснувшись утром, первое, что пришло ей в голову, было: «И что теперь? Сдвигов с ногами никаких. Зачем я ему нужна? Ухаживать за мной? Он молодой и красивый, а я буду висеть у него на шее мертвым грузом. В этом году он оканчивает университет. Его пошлют куда-нибудь на практику. Там, наверняка, будет много молодых красивых и, главное, здоровых девушек. Какое я имею право портить ему жизнь? Я, конечно же, не вернусь к своему алкогольному прошлому, но его должна отпустить. Смогу ли? Не факт. Но должна. Надо взять ответственность за свои поступки».