И через некоторое время от заповедного берега отчалила моторная лодка. В ней были двое, Семенов и Андрейченко в капитанке. Люди на берегу глядели им вслед. Лодка, высоко, до звона ревя мотором, неслась через залив. Вдалеке виднелся уже хрупкий силуэт катера.
Какие странные обстоятельства… Все это чем-то напомнило мне древнегреческие трагедии. Обычно там действие происходило под открытым небом, да еще и на морском берегу. Не хватало лишь какой-нибудь гадины, выползающей из морских пучин. И богов с богинями в небе.
Директор выглядел растерянным. Ему совсем не хотелось присутствия здесь иноплеменников с камерой. А они, как назло, не слушали увещеваний переводчика, конечно, хорошо инструктированного малого, и продолжали снимать погоню. Они снимали бегущего ошалевшего милицейского парня, того, из команды ловцов. И присоединившегося к нему лесничего Андрейченко. И то, как они отчаливали. А потом мчались за катером. Моторка была быстроходнее. И расстояние между ней и катером сокращалось. Никто не сомневался в исходе погони.
Директору пришлось подробно объяснять московскому чиновнику суть происходящего. К сожалению, я стоял поодаль и ничего не слышал толком, лишь отдельные реплики. Но все и так ясно. Нигде не видно было Некляева, с ним приключилась медвежья болезнь, объелся черемши. Вот так-то. А он бы уж точно смог всех развести по углам, отвлечь канадцев. Надо же, готовился, готовился — и…
Женщины негромко гомонили, словно нерешительный хор. А вот трубный голос Дмитриева звучал отчетливо. Он чуял свой звездный час. Но чуяли его и мы. Вскоре сюда пришел и Гена Юрченков. Не хватало только ученого Могилевцева и лесника Шустова.
Дмитриев (глядя вдаль). От расплаты никто не уйдет! Сколько можно нянчиться, проявлять попустительство. Это провокация. Удар по заповедному делу.
Охотовед и парторг Сыров. На месте некоторых я бы написал заявление.
Хор. Ах! Ах!.. Как он не хочет терять свободу! Страдалец Мишка!
Гена Юрченков (ежась под ветром). На тот берег ему не успеть. Да и что толку, да?
И. о. главного лесничего Прасолов. Да, зря. Надо дождаться суда.
Петров (с развевающейся черной длинной бородой). Тот берег? Звучит призывно. Может, только там где-то новый заповедник и возможен.
Хор. Ой, какой ветер!
Прасолов. Да хватит уже иллюзий.
Петров (пронзительно взглядывая на него). Что?
Прасолов (отворачиваясь, но произнося внятно). Будем реалистами. Это нигде невозможно.
Петров. Хм… неожиданно.
Прасолов (решительно, поворачиваясь к Петрову). Забудем все эти бредни!
Петров. Раньше это были беседы в уточняющем духе, ты сам называл их сократическими.
Прасолов (с болезненной улыбкой). Теперь бы я назвал их маниловскими. Ведь это очевидно.
Катя. Истинная правда. Хотя и жалко. Но… заигрались мужи.
Юрченков. Пожалуй, я уеду отсюда.
Петров (глядя на него). Куда?
Юрченков (тихо, только для Петрова). Попрошу убежища в Канаде, у этих ребят.
Петров (с облегченной улыбкой). Это же не выездное посольство. Да и, как говаривали в старину, здесь Родос, здесь и прыгай. Еще не все потеряно, Генрих.
Петр Лукич Самородский (директору). Ну и страсти же здесь у вас кипят!
Директор (потерянно). Надо добиваться повышения… самосознания и дисциплины. Здесь нужны железные нервы. Я готов уйти.
Дмитриев (торжествующе). Давно пора!
Сыров (смахивая с приятного лица пыль или паутинку). Но это не снимает вопроса о персональной ответственности.
Прасолов (выступая вперед). Но это не значит, что ее надо взвалить на одного эвенка.
Самородский. А кто вы, извините?
Дмитриев. Еще один левый.
Прасолов (возмущенно). Я?
Дмитриев. Левый директор.
Прасолов (задыхаясь). Выбирайте выражения, Руслан Сергеевич!
Дмитриев. Есть факты неучтенных поездок за пределы заповедника. Без оформления за свой счет.
Прасолов (Кате). Гнусная ложь.
Дмитриев. И много других фактов, Петр Лукич! Сегодня же доведу до вашего сведения.
Самородский. Хорошо.
Катя (озадаченно). Говорили о каком-то гроссбухе грехов…
Прасолов (с мучительной улыбкой). Главный-то грех он сам: псевдоученый.
Юрченков. Нет, я точно отсюда уеду. Сегодня же подам заявление. Заповедников много. Сихотэ-Алинский, говорят, хороший, да? Или еще дальше — на остров Врангеля. Овцебыка охранять.
Петров (улыбаясь в бороду). Уж там пожарному самое место: голая тундра, нечему гореть.
Юрченков. А дома?
Петров (только Юрченкову). Бакунин удрал из Иркутска… Ну да, с острова Врангеля много ближе.
Юрченков. Где-нибудь же на островах Аляски есть католическая церквушка с приличным органом, да? Буду плавать по островам и чинить, настраивать. В этом мое призвание. А наша идея нового заповедника трещит по швам.
Петров. Почему же?
Юрченков. Прасолов отступил.
Петров. Но мы еще вместе. И гора Диониса не захвачена врагами.
Юрченков. Какая еще?..
Петров (кивая на гору Бедного Света). Вот та.
Юрченков (грустно усмехаясь). Хороша… да не наша.
Хор. Ветер! Поднялся страшный ветер! Волны с гривами пенными пошли! Лодку едва видно! Это далекая сарма! Или култук!.. О, как крепко дует. Несет сор, чаек швыряет. Они повернули! Они повернули? Или перевернулись? Или нам кажется?.. Да, повернули! А катер совсем исчез. Ну и дела! Мишка снова сбежал. Вырвался на волю тунгус, вечный бродяга! О, какой ветер! О! О! С ног счас посшибает! Ставни как хлопают у кого-то! И бьется железо на крыше! Ужас! Форменный ужас! Треск по тайге! Кто-то плачет или смеется. Стога разметает, если ветер до Покосов дойдет. А что это в воздухе кружится? То ли птица, то ли бумага? Платок! Полотенце? Шапка? Книга? Ох, матушка моя, пошли отсюда!.. Но что будет с лодкой? Цела она? Ветер аж ресницы отрывает! Стекло разбилось! У кого там? Ай, ай, ай!.. Байкал весь свинцовый… Шу! Глаза песком запорошило!.. Что там? Что с лодкой? Где она?
Директор. Принесите бинокль!
Славникова убегает и вскоре возвращается из научного отдела с биноклем. Приставляет его к глазам. Смотрит. Канадцы продолжают снимать все происходящее.
Директор (нетерпеливо). Дайте сюда!
