— Стакан вон.
Осушив стакан, Мишка кивнул на картину во всю стену и снова сказал, что здорово нарисовано. Адам Георгиевич мельком глянул и ответил: «Угу». Помолчал и добавил, что рисовала, между прочим, его землячка, то есть, в смысле, соплеменница, талантливая девочка Лидочка Диодорова.
— Не знал ее?
— Не-а, — откликнулся Мишка, покачав головой и продолжая рассматривать картину.
— По-моему, она сейчас здесь, на каникулах. — Адам Георгиевич посмотрел на часы. — Ну ладно, пора закрываться. Сейчас пойдем домой.
Мишка замялся… Сказал, что встретил немцев.
— Да они еще не все тут осмотрели. Завтра поедут на Хобой.
Мишка встрепенулся. Хобой — северная оконечность острова. Туда-то ему и надо. Но как прибиться к немцам?
Адам Георгиевич начал собираться, надел куртку.
— Пошли.
Мишка взял чемодан. Адам Георгиевич ничего не сказал, и они вышли на мглисто-алую от закатного света улицу. Клацнул ключ в замке.
— У нас в заповеднике нет замков, — сказал Мишка.
— Когда-то и здесь двери не запирали. Но времена изменились… Это туристам остров кажется тихим уголком. А здесь-то всякое бывает… Зайдем в магазин.
Купив хлеба, риса и подсоленного сливочного масла, они пошли дальше. В магазин заходили — еще было светло, а вышли в сумерки. В небе загорались звезды. Печи дымили как будто еще сильнее.
Только пришли в дом и Мишка поставил свой чемодан, снял куртку и надел телогрейку, чтобы пойти за дровами, как послышался треск мотоцикла и затем шаги на крыльце. В дверях Мишка столкнулся с Китом в старом милицейском тулупе.
— Мишка, — сказал он, — собирайся, поехали.
— Куда?
— Куда, куда, самое, мамка приказала тебя доставить. И Полинка горит видеть. Ты чего?.. Адам Георгиевич, выполняю приказ главнокомандующего! — воскликнул он и щелкнул каблуками больших кирзовых сапог.
Мишка вопросительно оглянулся на Адама Георгиевича.
— Конечно, отправляйся, Миша, — сказал тот.
— Ага, — согласился Мишка, — только дровишек принесу.
И он сходил, набрал охапку дров, вернулся, с грохотом сгрузил их возле печи, снова надел свою куртку и пошел за Китом. Перед домом стоял мотоцикл с коляской. Мишка сел в коляску, Кит завел мотор и крутанул ручку газа. Мотоцикл лихо выскочил на дорогу, развернулся и с воем и треском полетел, подпрыгивая на колдобинах. Обжигающий морозный воздух ударил в лицо, Мишка аж задохнулся, натянул шарф до носа.
В жарко натопленном доме Кита их ждали родители, маленькая полная светловолосая женщина с чуть заметными веснушками и тот самый милиционер, пытавшийся куда-то увезти Андрея в шинели. Так это и был отец Кита.
— А, весь в них, в батьку с маткой Мальчакитовых, — говорил отец Кита, глядя на Мишку. Был он черноволос, смугл. Кит обликом пошел в мать. Только такую же родинку посреди носа получил от отца.
— Ох, да… — протяжно вздыхала мама Кита, — черненький, глазастенький…
Она не удержалась и погладила Мишкину голову, тот отстранился удивленно.
— Да не лезь ты, — одернул ее отец Кита. — Лучше покорми. Ему сала надо с картошкой, а не тюти. Да, Мишка? Ну, давай, садись, садись, рассказывай.
В светлой кухне с печкой все уселись вокруг стола. Мама Кита действительно подала Мишке картошки с салом и луком и другим то же. Начались расспросы. Мишка ел, как говорится, скромненько, но мама Кита возмутилась и сказала, что без добавки никуда его не отпустит. Ну, Мишка и приналег по-настоящему, есть-то ему хотелось, что там макароны по-флотски, одно название.
— Во, это по-нашему, по-ольхонски, — ободрил его отец Кита, сверкая цыганскими глазами. — А мы с твоим батькой ходили на охоту. У него глаз был — алмаз, прирожденный снайпер, да, как и все вы, эвенки-тунгусы. Ему бы там, на баргузинском берегу и охотничать. Но, видишь, спор у них какой-то вышел с… — тут он понизил голос, — с одним начальником высоким из столицы Бурятии. Из-за племянника. Тот полез на чужие угодья, нахрапистый малый. А директор твоего батьки что, пешка перед тузами, тоже подыгрывать им стал. Ну, батька от греха и рванул сюда, подальше, на остров наш. Тяжело ему было без соболевания-белкования, да по распорядку жить, бригадиров, мастеров, инженера слушаться. Эвенк ведь как цыган. Ну, дисциплина у него, как говорится, хромала, опаздывал, а то и вовсе на работу не ходил в бондарном-то цеху. Хотя дерево ой как понимал, береза у него в руках, как говорится, пела, сама гнулась, как надо. Бочки были загляденье. Но все ж таки сердце у него было промысловое, зверогонное. И на лыжах Коля не бегал, нет, он, — и тут отец Кита провел плавно рукой над столом, — летал. Я таких лыжников в жизни не видал, ни в армии, ни в милицейской школе.
— Ох, хорошие были люди, — говорила и мама Кита. — Тихие, лесные. Им бы не жить на море.
— Хм! Что такое ты говоришь, — ответил отец Кита.
— А что я говорю? — спросила она, поднимая синие глаза на мужа.
— Да глупости и городишь, — отрезал он. — Сходи вон в школьный музей Ревякина, там тебе расскажут всю правду.
— Какую?
— Такую, что ихний весь Байкал был в стародавние времена. Чего же им бояться своего-то моря?
— Ох, ну, я не знаю, — отозвалась женщина жалобно.
— А ты вот и узнай сходи, — отвечал настойчиво отец Кита и требовательно тыкал пальцем в стол.
— Ох, ну, я… Я вот знаю, что буряты здесь на острове жили, остров ихний был.
— Буряты! — воскликнул отец Кита, откидывая вороное крыло чуба назад со лба. — А эти… как их… — Он бросил взгляд утопающего на сына. — Ну, что стенку-то построили?.. Сереж?
Кит растягивал толстые губы в ухмылке.
— Курыкане, чё ли?
Отец ткнул пальцем в стол.
— Изначальные островитяне. Курыкане. Они и стенку построили. На Хоргое
[28]. Ясно?
Мама Кита кивнула, но возразила, что ведь не эвенки же.
— Но и не буряты, — подвел итог отец.
О том, что он сбежал из Иркутска, Мишка рассказывать не стал. Родители Кита одобрили его учение в техникуме. О бабушке Катэ повздыхали, мать Кита сказала:
— Ой, какая у тебя бабушка умудренная была. Кладезь…
— Ну ладно, самое, а то нас Тарасовы заждались, — напомнил Кит, вставая, собираясь.
— А ты-то чего пойдешь туда? — спросил отец. — Мешать людям говорить.
Кит вдруг потупился.
— Ай, ну пускай же пойдет, — сказала мама, — у них в гостях Лидочка, молодежи интереснее, когда ребят много.
Кит с Мишкой вышли на улицу, закурили. Кит спросил, узнает ли Мишка дом, где жил. Тот ответил утвердительно.
