Но тут послышался не менее визгливый женский крик:
— Ах ты, анафема! Лешак ледащий! А ну, пусти Динку! Пусти сейчас же, урод!
В воротах стояла курносая бабка в одном розовом халате, в наспех наброшенном пуховом платке.
Андрей поглядел на нее и, поднеся собачку к лицу, поцеловал и разжал руки, та грохнулась на снег и, визжа, тут же пустилась наутек, прижав лохматые уши. Андрей засмеялся.
— Дина, Диночка, — причитала старуха, — пойди сюды, пойди сюды, деточка! — И в сторону Андрея: — Погоди, снова заберут в дурку! Узнашь тогда! Хорошо тебе там было? А будет ешшо лутшее, лешак, морда купоросная!
— Стоп травить канат! Вира якорь! Стоп машина! Полный назад!
— Во-о! Ешшо огрызается, чудище кудлатый! Подождиии, допрыгашься!
— Закрепить якоря по-походному! — гаркал Андрей. — Чисто ли за кормой? Приготовить кранцы!
— Ах ты, напасть на нас! Погоди, самому будут кранты!
— Подать буксир! Отдать швартовы!
— Тьфу на тебя! — крикнула бабка и закрыла ворота.
— За кормой все чисто! — орал ей вослед Андрей. — Следовать в кильватер за буксиром! Крепить носовой шпринг! Крепить кормовой!.. Пошла… вить веревки в гальюне…
Мишка свернул на другую улицу. Андрей в шинели пошел куда-то своей дорогой.
11
Шагал Мишка дальше — к заливу и снова в сторону, вправо, вдоль моря, видя у моря завод, катера, трактор, бочки, груду дров, бревна, а вдалеке — двойную скалу Шаманку.
Мишке с Полинкой туда ходить не позволяли — к Шаманке, вообще со двора не отпускали. «Свалитесь в море, и унесут нерпы». Но однажды Матрена куда-то отлучилась, понос ее, что ли, пробрал, и Мишка с Полинкой пошли со двора, оказались за забором и побежали дальше, мимо кирпичного заводика с ямами из красной глины, воротами, приспособлениями для замеса глины, которые крутили лошади, а их водили мальчишки, мимо цистерн с соляркой, заправляться которой катера и лодки подходили прямо сюда, к берегу, к деревянному пирсу, мимо хлебопекарни, благоухающей свежим хлебом. Тропинка песчаная прямо на перешеек их и привела, а оттуда уже рукой подать до скалы. Но Полинка чего-то заупрямилась, страшно ей стало, хотя море спокойное было, даже ласковое, синело, лепетало тихонько что-то на камнях. Мишка тянул Полинку, та упиралась. Потом села на корточки, пописала. И уже после этого пошли они дальше. Да тут лошадь заржала, их много бродило около поселка, паслись вольно лошадки. И на Полинку снова страх напал. Тогда Мишка один дальше пошел, а Полинка заревела.
Что было дальше, Мишка смутно помнит. Как будто враз оказался среди каменных перьев и глядит сверху на все — как вот сейчас, зависнув над ровдугой с углем в руке.
Уголь эту скалу и выводит. Скала-птица. Вон она.
…Уж не та ли птица кыыран?
Увидел их какой-то мужик. Взял ручонки в свои теплые здоровенные шершавые ручищи, пахнущие рыбой, табаком, и повел к поселку. А оттуда уже растрепанная Матрена ковыляет, кричит, грозит кулаком, а другой рукой на палку опирается, ветер платок раздувает.
И сейчас Мишка вдруг подумал: а не этот ли Андрей и отвел их? Но лица его вспомнить не мог. И вообще не помнил дулбуна такого совсем.
Мишка шел и не мог найти этот дом. Дом, где он жил со своими родителями, застенчивой худенькой женщиной с фото и невысоким смуглым настороженным отцом, да еще с бабушкой Катэ… Она-то раньше в Усть-Баргузин свадьбу готовить уплыла на пароходе, потому и жива осталась. Потом они вдвоем с внуком в этом доме жили несколько месяцев, пока дядька Иннокентий с тетей Зоей не переехали на заповедный берег и не позвали их.
Где же мы с тобой жили, бабушка?
Раз Шаманка поблизости, то и дом где-то здесь должен быть…
И тут вдруг включилась какая-то особенно ясная память, как вот бывает в озере вода теплая — и вдруг ледяная от близкого родника. Ну, как будто такой родник и открылся. И Мишка смело пошел по улице мимо домов с дымящими трубами и лающими собаками, узнавая все со странным чувством горечи или не горечи, а какой-то диковинной радости… не поймешь. Чувство острой тоски. И ног уже не чуял под собой. Шагал быстро, ага. Прочел знакомое название улицы: «Кирпичная». Так и есть.
В этом доме с облупленными синими воротами и жил Кит.
А в этом большом, почерневшем — в одной половине Мишка, в другой — Полинка. И с другой стороны еще две семьи, их он уже не помнил.
Мишка остановился. Даже шапку захотелось снять, вспотела голова от волнения.
Постоял посмотрел в окна… И окна на него глядели, чисто-черные, как очи бабушки Катэ… Он повернул и зашагал обратно. Все, ага. Уже ему захотелось отсюда побыстрее сбежать. Нет здесь никого и ничего. Пустое. Люди, конечно, какие-то живут, а на той половине — Полинка с родителями. Но ни матери, ни отца, ни бабушки Катэ здесь нет. Это Мишка понял враз и окончательно. А раньше как будто сомневался…
За этим и приперся в такую даль-то? Кто знает. Вдруг пришло на ум, что этот дулбун Андрей назвал его хубунком. А бабушка и говорила, что родителей забрал к себе нерпичий царь и сами они нерпами обернулись. Передернул плечами.
Надо выбираться отсюда помаленьку.
На подходе к фотоателье он повстречал Кита в белой кроличьей шапке и цыганской, как все называли эти косматые искусственные изделия, черной искрящейся шубе. Сразу и не узнал его. Тот сам его окликнул.
— Ну, самое, чё-о? Видел Полинку?
— Не-а, — сказал Мишка.
— Так ты куда?
— За чемоданом, — сказал Мишка и вдруг понял, что он совершенно чужой здесь, нет никого у него на острове.
— А потом?
Мишка пожал плечами. Кит махнул рукой и позвал его с собой на обед, но Мишка отказался, он ведь только что поел.
— Это правильно, — сказал добродушно Кит, — переедать вредно. Но я тебя мамке показать хочу.
— Не-а, — отозвался Мишка, — зачем.
— Да ты дикий совсем, — сказал Кит. — Сматываешься уже?
— Ага.
— На чем? Куда? Снова на переправу? Договорился с кем?
— Не-а.
— Хо! Ну а кто тебя повезет-то?
Мишка этого не знал. Кит сказал, что ладно, сегодня уже поздно об этом думать, пока доедешь, потом ночью, считай, назад придется переть. И самолетов уже не будет.
— Еще увидимся!
И они разошлись. Мишка в нерешительности подходил к фотоателье. Куда он сегодня приткнется? Вот придумал себе мороку — добираться до заповедника через остров. Это его Славик сбил. Надо было, конечно, ехать кругом в Усть-Баргузин, а оттуда на самолете или уже по зимнику. Все просто и понятно. Ну, может, и не так просто, конечно. Но точно — разумнее, чем через остров. С острова только летом дальше можно попасть — морем. А зимой ледовая дорога только через пролив, через Ольхонские Ворота. Другие ледовые дороги — так, случайные, рыбацкие.
