Косточкин остановился, соображая, куда лучше пойти. Кажется, вот по этому бульвару можно выйти к книжному. Он направился по пешеходной улице, разбитой на несколько линий рядами деревьев. Ему даже не хотелось слушать Эшкрофта с командой.
Слева показалась скульптура поэта с оленьими рогами — эффект третьей ноги, известный художникам, когда у изображения возникают причудливые выросты; понятно, если это персонаж среди толпы; но тут скульптура одинокого поэта, просто он прислонился неудачно к дереву с ветвями, так и приобрел ветвистые рога. А в доме сразу за памятником был книжный магазинчик, Косточкин свернул туда. Федора Андреевича фон Эттингера там не было. Косточкин пошел дальше и оказался у перехода. На той стороне уже виден был магазин «Кругозор» в обшарпанном розоватом жилом доме с какими-то нелепыми балкончиками. Справа чей-то бюст, довольно неказистый. Вообще в городе было много бюстов — отрезанных голов. Видимо, у властей не хватало денег на остальные части тел великих обожаемых соотечественников. Но зато Ильич высился многопудовой гранитной горой на главной площади. Видимо, туда и ушли все деньги.
Стоя на переходе, Косточкин посмотрел влево и увидел знакомое вроде бы лицо. И… второе…. Где он их видел? Двоих бомжеватых прохожих. У одного неопрятная клочкастая седоватая бородка, на голове кожаный старый картуз, второй бритый, молодой, в лыжной шапочке, с ушибленным носом, в руке авоська.
Старший тоже покосился агатовым выпуклым глазом, потом повернулся к Косточкину и приподнял брови.
— Здравствуйте! — поздоровался Косточкин. — Снова встретились.
Мужчина кивнул. Молодой тоже посмотрел на Косточкина. Ранка на его носу уже зажила, остался лишь красноватый рубчик. Он хотел что-то сказать, но тут загорелся зеленый, и все шумно пошли через дорогу. Они остановились на другой стороне.
— А где же ваша сумка? — спросил старший.
Косточкин замялся и вдруг сообразил, что забыл взять фотоаппарат.
— Забыл! — воскликнул он. — А вы наблюдательны!
Старший кивнул.
— Просто фотограф и спит с фотоаппаратом.
— А любитель? — спросил Косточкин.
Старший покачал головой.
— Вы не любитель.
— Ну что, отыскали синагогу? — спросил вежливо Косточкин.
Оба закивали.
— Да.
— А я ищу книгу, — сказал Косточкин, удивляясь своей словоохотливости, но не желая сдерживаться.
Старший проницательно посмотрел ему в лицо.
— Найти хорошую книгу — все равно что отыскать в чужом городе синагогу. Или приют. Ведь это чужой для вас город?
— Нет, — сказал Косточкин. — Почему?
— Ну вы же говорили, что ничего здесь не знаете, — напомнил старший, поглаживая седоватую клочковатую бороду.
— Да, — подтвердил его спутник.
— А теперь-то знаю тут все! — выпалил Косточкин. — Ну почти, — добавил он, смутившись.
Оба еврея недоверчиво воззрились на него выпуклыми агатовыми глазами.
— Город не выучишь и за тысячу лет, — сказал старший.
— А я вот и иду за книгой заполнить пробелы, — несколько виновато проговорил Косточкин и, стараясь скрыть смущение, спросил, куда идут его собеседники.
Так бывает в речах влюбленных — неуместные вопросы, неуместные откровения.
— Куда мы идем? — переспросил младший.
— На вокзал, да, — сообщил старший.
Косточкин развел руками и почти радостно воскликнул:
— На какой вокзал?! Все вокзалы здесь в другой стороне, у Борисфена и за речкой!
Евреи посмотрели друг на друга.
— Автобусный и железнодорожный вокзалы, — проговорил Косточкин.
Евреи устремили на него глаза.
— А какие еще? — спросил младший.
— Хм… Не знаю, — сказал Косточкин. — Какие еще вам надо?.. Аэропорт у них, кажется, закрыт. На реке лед. Какие еще бывают вокзалы-то?
— Нет, вы не подумайте, — сказал старший, берясь за козырек своей кожаной кепки. — Нам нужен вокзал.
— Откуда идут электрички в… — начал младший.
Но старший его оборвал:
— Во все стороны.
— Да, — сказал младший и переложил авоську в другую руку.
Косточкин повернулся к дороге, которую они только что перешли, и указал рукой в направлении бульвара.
— Вот туда, в обратную сторону вам нужно. Дойдете до светофора и сворачивайте налево, а там будет как раз моя гостиница, от нее по дороге направо — и прямо до вокзалов всех и дойдете, оттуда во все стороны поезда и автобусы идут.
— Спасибо, — сказал старший и пошел к переходу.
Молодой последовал за ним.
— Но вам вообще лучше сесть вот прямо тут на трамвай, спросите номер, наверное, до вокзала и довезет, — посоветовал Косточкин.
Старший оглянулся, молодой тоже. И ответом Косточкину была четырехглазая улыбка. Невольно и он им улыбнулся… хотя и растерянно. И странники пошли своей дорогой, Косточкин — своей. Цель его была уже близка. С высокой площадки перед магазином он оглянулся. Оба пешехода уже были далеко на другой стороне, немного сутулый старший в кожаной кепке и его спутник в лыжной шапочке, с авоськой. Да, шагали они споро, можно сказать, профессионально. Куда же они направлялись? Во все стороны?.. А ведь когда он спросил, какие еще бывают вокзалы, то и подумал, что — бывают еще какие-то вокзалы, бывают. И по своим странным дорогам ходят и ездят странные люди, сиречь странники, хоть евреи, хоть русские или поляки. Тот же Вася Фуджи. Да, он грозился сюда нагрянуть. Зачем?
Книгу Косточкин так и не нашел. Ему посоветовали пойти в какие-то другие магазины, но он решил поберечь силы на маршрут Эттингера и отправился в гостиницу, по дороге размышляя обо всем, о Яне, конечно, в первую и во вторую очередь, и снова о ней, но и — в тенях этого светоносного имени, скрываясь на мгновение от ослепления, — о городе, старике Охлопьеве…
Похвалялся, что знает город. Да откуда? Но такое у него впечатление, что приехал сюда не неделю — или сколько там дней? — а как раз тысячу лет назад. Ну или сотни две-три-четыре. И снова его заливало золотистое сияние девичьего имени. Он мог повторять его на все лады, припоминать жесты, улыбки, серебряный просверк глаз, голосовые модуляции — как завзятый музыкант!
Оказавшись перед гостиницей, он подумал, что ходит сюда уже как в дом родной, снова и снова возвращается… и уже столько раз собирался уехать… А не может. Как тот идальго в «Сарагосе». Но он ведь в конце концов выехал?..
Яна позвонила после обеда и сказала, что через два часа будет осуществлен старт на маршруте Эттингера в точке перед Днепровскими воротами. Они могут заехать за ним. Но, думая, что счастья на него и так много свалилось, Косточкин отказался: он сам доберется. «Долечу, — подумал он. — Доскачу вприпрыжку». Яна слегка удивилась, но возражать не стала.
