– Ну что ты там затих? – из далека другого мира, мира света, простора и воздуха, крикнул Борисыч. – Уснул, что ли?
– Уснёшь с тобой, – пробурчал я и начал вытаскивать из плотно спрессованной залежи вещи.
– О! – то и дело кричал внизу Борисыч. – Так вот это где! О! Надо же! Ну ты подумай! Блииин, вот же оно! Не останавливайся, умоляю тебя, Эдик, не останавливайся!
И чего там только не было, хочу вам доложить. Фрагменты лыж, запчасти от коньков, части от санок, экзотические и не очень инструменты, коробки, какие-то банки и бутылки… Впрочем, чтоб не утомлять, давайте я скажу вам, чего я там не нашёл: живых людей, смысла жизни и алкоголя. Всё остальное в той или иной мере было представлено в этом заполярном Эльдорадо.
– Борисыч, а зачем тебе коньки сорок пятого размера?
– Мне!
– А ты на коньках умеешь кататься?
– Нет.
– Ну и?
– Ну и вдруг научусь, а коньков нет!
– А как ты научишься, если они на антресоли лежат?
– Что ты понимаешь! Резервы человеческого организма бесконечны!
– Ах, так! – из-под пыльных щелей, снизу, возмутилась Лариса. – Я запомнила! Только вякни мне теперь, что на службе устал! Эдик, ты чай с сахаром будешь?
– С каким сахаром? Он руки с мылом помыл! Полкуска смылил!
– Андрей, а это что такое? Ты же сказал, что выкинул, и мы новое покупали!
– Лариса, у тебя молоко убежало!
– Сейчас у тебя здоровье убежит!
– Ребята, – пискнул я с высоты своего положения, – а ничего, что я тут всё слышу, как вы ругаетесь, и авторитет старшего по званию офицера стремительно тает прямо у меня на ушах?
– Вот видишь? – это Борисыча тенор.
– Сейчас вы оба у меня увидите! – это Ларисин бас.
– Я-то за что? – это мой писк.
Что-то там ещё внизу происходило, но я углубился в забой и даже несколько потерял связь с внешним миром. Откуда у людей берётся столько коробок? У них что, больше чем по две пары обуви на человека? А вот это вот что за мешок? А вот вообще коробка какая-то здоровая и тяжелющая – внутри что-то сыто и солидно постукивает.
– Борисыч, я тут коробку какую-то нашёл! Загадочную!
– Тащи к выходу: разгадаем!
– Фото моё ищите!
– Лариса, отстань! Там загадочная коробка, слышишь же!
Тащилась по дну коробка легко, а вот выдавая её наружу, сил своих я не рассчитал и чуть не рухнул вниз вместе с ней; Борисыч, принимая снизу, тоже удивлённо крякнул, опуская её на пол. Сверху мне было не видно за широкой спиной, но возился Борисыч изрядно, а потом поднял на меня удивлённые глаза.
– Эдик, – отчего-то прошептал он.
– Борисыч, – тоже шёпотом ответил я ему сверху.
– Это ящик сгущёнки!
– Да ладно!
– Да сам погляди!
– Что вы там шепчетесь? – из кухни опять вышла Лариса. – А что у вас глаза по шесть копеек? А это что? Сгущёнка? Сколько ей лет? Андрей, брось каку немедленно!
– Выбросить ящик сгущёнки? Да ты в своём ли уме, женщина?
– Андрей, не зли меня! У неё срок хранения в шесть раз превышает норму! Ты читать умеешь? Читай, что написано: «Срок хранения один год», а дата выпуска шесть лет назад! Ты ещё скажи, что есть это собираешься!
– Нет, блин, на мусорку понесу!
– И немедленно! А я в окно прослежу! Или я за себя не ручаюсь!
Делать нечего – никакой военный в здравом уме в открытый конфликт со своей женой не вступает – ведь только она знает, из чего состоит то, что лежит у него в тарелке.
Но чем сильны военные моряки, так это хитростью. План созрел у нас буквально между пятым и четвёртым этажами: Борисыч жил на пятом, я – на втором в соседнем подъезде, а мусорка стояла за домом. Быстро заскочив ко мне, мы вытряхнули банки прямо в коридоре и бегом понесли на мусорку уже пустой ящик, правда, несли его вдвоём и даже на всякий случай подгибали при этом колени.
– Другое дело! – крикнула Лариса из окна. – Ступайте чай пить: у меня пирог подошёл!
– Принёс? – спросил Борисыч на следующий день после подъёма флага.
– Что принёс?
– Сгущёнку.
– Какую сгущёнку?
– Эдикбля!
– Да не боись, моряк ребёнка не обидит! В сумочке лежит, родненькая.
– Ты сейчас смерти избежал только благодаря тому, что быстро говоришь. Назначаю испытания на четырнадцать ноль-ноль в моей каюте! Попрошу не опаздывать!
В четырнадцать ноль три в каюте сидели, кроме Борисыча, начхим и киповец ГЭУ.
– Почему опаздываем, офицер? – спросил начхим.
– Офицеры не опаздывают, офицеры ждут подходящего момента! – ответил я военно-морской мудростью и выставил банку на стол секретера.
Банку внимательно осмотрели три инженера и один химик: повертели в руках, пощупали и понюхали.
– Да не, всё норм должно быть! – резюмировал результаты осмотра Борисыч.
Банку вскрыли ножом: внутри нас встретила густая, больше коричневая, чем жёлтая, субстанция; пахла хорошо.
– А давайте доктора позовём?
– А давайте!
Позвонили в амбулаторию:
– Андрюха, сгущёнку будешь?
– Что за странная привычка у вас, – ответил Андрюха, заходя в каюту, – ставить вопросительные знаки в конце повествовательных предложений? А чего вы на меня так уставились?
И тут как раз в трубке телефона запикали короткие гудки отбоя.
– А ты как три отсека за секунду преодолел?
– К чорту подробности! Подайте мне вон ту ложку, будьте так любезны!
Доктор проглотил первую порцию, вторую, на третьей блаженно зажмурился, а на шестой не выдержал Борисыч:
– Слышь, эскулап, ты веслом-то пореже махай! Тут и остальным сгущёночки попробовать хочется!
– Да сгущёнка как сгущёнка: чего её пробовать?
Пока быстро, но жёстко боролись с доктором за банку и отбирали у него ложку, в банке осталось значительно меньше половины. Попробовали. Сгущёнка как сгущёнка, только не того цвета и гуще, чем обычная, – и зачем только доктора звали?
– В чём прикол-то? – спросил доктор, долизывая стенки банки изнутри.
– Да она староватая, решили на тебе протестировать: ты же доктор, думали, проверишь сначала срок годности и всё такое.
– А чего его проверять? Плесени нет, запахов посторонних тоже, а дату я поглядел: она даже младше меня, а я вполне себе молод ещё.
– Эдик, неси ещё банку!
– Борисыч, так я одну принёс с собой!
