Бояре везли с собою подарки для великого хана и запасы серебра и мехов для взяток нужным эмирам. Алексий снабдил Федора заемными грамотами за подписью и печатью великого князя Владимирского, чтобы при нужде могли русичи брать серебро у торгующих в Орде купцов. Ведая о надежности этих писем, торговый люд охотно ссуживал диргемы, гривны и рубли даже под невысокий процент.
Судно остановилось в Нижнем Новгороде. Помимо закупок продовольствия два боярина, по приказу Алексия, должны были выяснить обстановку в городе. Лишь они одни знали о миссии Сергия Радонежского и, в случае силового его задержания князем Борисом, должны были сделать все возможное для освобождения московских посланцев.
Иван, облачив неброское платье, в сопровождении одного лишь гридня отправился прогуляться по Кремнику и его округе.
В посаде под приречной стеной царило что-то непонятное. Возле небольшой деревянной церкви прямо на земле стояло два десятка домовин, вокруг кипел недоуменно-возмущенный народ, а на дверях церкви висел тяжелый замок. Священник стоял на возвышении, растерянно глядя на паству:
– Не волен я церковь открывать и требы вершить, родные вы мои!!! Митрополит Алексий своей грамотой повелел прекратить в граде все службы!
– Это за что ж такое над нами содеять-то решили?
– Что ж теперь, покойников без отпевания в землю закапывать?
– Может, Москва хочет, чтоб мы кресты поснимали да снова капище на горе поставили, стойно литвинам поганым? Так мы замогем, коли нужда приспичит!!!
– Кто церкви-то затворяет, скажи, батюшка?! Мы его живо за ворота вынесем!
– За что?!!!
Иван не выдержал. Растолкав локтями толпу, он встал рядом со священником, даже на миг не подумав, что разъяренная толпа может избрать его самого в качестве искупительной жертвы.
– Кого вы хотите за ворота вышвырнуть? Сергия Радонежского? Святого своего? А князя Бориса не желаете? Это ж по его воле котора со старшим братом идет нескончаемая! Борис не по праву русскому в городе сел, митрополит Алексий хочет помочь закону восторжествовать, а вы кресты с себя снимать надумали?
– Сергий? Сам Сергий?! – выкрикнул из толпы бородатый мужичина. – Не брешешь?
Иван истово перекрестился, достал нательный крест и поцеловал его.
Толпа пораженно замолчала, потом по ней побежали легкие волны шепота:
– Господи, неужто впрямь своего святого к нам призвал? Может, и мор теперь на убыль пойдет? А где его можно увидеть, где?
Иван почувствовал, как сердце вновь застучало ровно.
– Не ведаю, братцы! Может, другие храмы с Дионисием затворяет…
– В Печору! Айда в Печору, поклонимся Сергию!! Пусть град наш грешный благословит!
– В Кремник айда!
Гробы были оставлены, народ устремился вверх по горе. Лишь один священник остался на месте. Слеза скатилась по щеке и затерялась в седой бороде. Искоса глянув на Ивана, он тихо произнес:
– Пусть это будет моя последняя служба, но не могу я зреть тела неотпетые. Меня Мефодием зовут, боярин. Можешь повестить Дионисию аль самому Сергию, что раб грешный не смог исполнить повеление митрополита своего в точности!
Он повернулся к домовинам и прямо под открытым небом начал читать молитвы.
Иван с чувством легкого восхищения какое-то время смотрел на это печальное действо. Бормотнул скорее для себя:
– Я – мирянин, и не мое дело попов судить. Пошли, Кирилл!
– Куда, Федорович?
– Туда же, куда и народ. Сперва в Кремник, там видно будет.
Ворота в Нижегородский Кремль стояли распахнуты, молчаливые стражники молча пропускали внутрь всех. Предхрамовая площадь была густо заполнена народом. Перед входом в деревянный храм восседал на коне князь Борис в окружении конных гридней. Двери храма были открыты.
– Идут, идут, идут!!! – пролетело вдруг меж людей. – Дионисий и сам Сергий идут!
Толпа начала вдруг сама по себе слегка раздвигаться, давая проход группе клириков. И Павел, и Дионисий были в белых одеждах, Сергий же облачился в строго черное. Гордо поднятая голова, уверенный неспешный шаг, неустанное возложение двуперстного креста направо и налево. Словно подкошенные, люди падали на колени по обе стороны от движущейся к храму процессии.
Наконец священники остановились напротив конного князя. Лицо Бориса было пунцово от гнева. Левая рука непрестанно дергала зажатую в правой плеть.
– Не пущу!!!
Дионисий шагнул чуть вперед:
– Не надо, княже! Не сотвори себе весь город ворогом…
– Прочь, прихвостень московский!!
Сергий молча смотрел на это бесчестие. Затем вздел правую руку и начал благословлять княжье воинство. Несколько гридней не выдержали и покинули седла, также преклонив колени.
– Псы! – рявкнул на них Борис. – Вон пошли!!!
Многосотенная толпа напряженно молчала и истово крестилась. И вновь Иван не выдержал:
– Братцы! Да что ж это деется?!! Князь благословения святого принимать не хочет! Или он уже басурманскую веру успел принять?! А нужен ли нам тогда такой князь?!
И тут вдруг толпу прорвало:
– Может, ты еще и плеть на святых отцов взденешь?
– Покажь крест на груди, князь!!
– Пошел прочь!! Негож ты граду нашему!!
– Не князь ты нам!! Дмитрия хотим!!
Борис крикнул что есть мочи, указав перстом на толпу:
– Руби их!!! Руби черную кровь!!!
Но ни один из дружинников даже не шелохнулся. Медленно, один за другим, они слезли с седел и встали рядом с лошадьми.
Казалось, князя вот-вот хватит удар. Он еще раз бешено огляделся, оскалил зубы и с места пустил наметом коня. Павел отшатнулся, Сергий же остался стоять как вкопанный.
Когда он двинулся дальше, к святому потянулись руки, жаждущие коснуться одежд старца. Взойдя на возвышение, игумен обратился к народу:
– Простите, братия и сестры, что столь сурово с градом вашим поступаем! Но иным путем не удается церкви воззвать к совести князя вашего Бориса! Не по праву занял он свое кресло, и, доколь не уступит его брату, быть Нижнему без церквей! На себя беру я грех этот, отмолю его и попрошу Господа принять всех, направившихся на небеса. Но коль не дадим мы все вместе князю Борису окорота, большие жертвы придется вам принести! Кровью суздальской, московской и нижегородской земля напитается, ратные на улицы эти ворвутся, дома запылают. Простите же еще раз, братия, за то, что ноне вершится!!!
Сергий дошел до двери, обернулся. Один из печорских иноков торопливо подбежал, протянул замок. Казалось, звук проворачиваемого ключа был слышен на всю безмолвную площадь…
Игумен Дионисий также поднялся на церковные ступени.