О новом роднике, пожалуй, действительно стоило умолчать. Через два-три часа речная вода поглотит его, скрыв от глаз Милены Федуловны и Надежды Николаевны, пока же надо постараться сделать так, чтобы обе они не покидали стен корпуса. Здесь им не место. С ними обеими родимчик случится, если они узнают хотя бы то, что знаю я.
А что, собственно, знаю я? Только догадки Марии Ивановны о том, что это не простое наводнение... а какое, спрашивается?
И что мне прикажете делать с этими догадками?
* * *
– Эй, дверь кто-нибудь придержите!
Мне помогают, и я, ввалившись в холл с огромной охапкой дров, с грохотом сваливаю их на ковер поближе к камину. Пусть сохнут.
– Мокрые, – осуждает Феликс. – В реке поймал?
– Остров их поймал, а я собрал только, – объясняю я, отряхивая с себя воду и садясь на корточки поближе к огню. – Там то и дело мимо плывет то куст, то дерево, так фундамент баньки для плавника хорошая ловушка. А сухие дрова сам иди в реке лови.
– Ладно, ладно, – примирительно гудит Феликс. – Я ничего, я так. Молодец, что принес. Мобильник не потерял?
– Нет, – говорю я с ядом. – Я его на стрежень забросил. Хотел посмотреть, как он булькнет.
– Давай сюда. – Феликс игнорирует мой сарказм. – На милицию надежда слабая – хоть спасателей известим. Правда, у них работы и без нас...
Универсальная палочка-выручалочка – комбинация цифр 112. Набрав ее и попросив соединить со штабом по борьбе со стихийным бедствием, Феликс дельно и немногословно – словари бы ему редактировать! – обрисовывает наше положение. Да, отрезаны половодьем. Нет, пока не тонем, потоп у нас еще впереди, но уже готовимся голодать... Да, здесь женщины с плохим здоровьем и дети. Если нет возможности вывезти нас в ближайшие часы, то сбросьте нам на голову хотя бы ящик консервов...
– Как это если нет возможности вывезти?! – Милену Федуловну трясет от возмущения. Уж кого-кого, а ее надлежит вывезти в первую очередь! Ее, а не бабку с козой, что сидит на крыше. Она сыта всем этим по горло!
Бульдожка тявкает в знак солидарности с хозяйкой.
– Если вы сыты по горло, мы поделим между собой вашу порцию ухи, – заявляет Феликс, возвращая мне мобильник.
Скверный каламбур, но он действует.
– Виталий, подвиньнесь, пожалуйста...
Это Надежда Николаевна, наш кок. Перехватываю у нее ведро и пристраиваю его в камин на кирпичи. Инночки почему-то нигде нет – возвращаясь с дровами в «Островок», я не видел ее снаружи, не наблюдаю и в холле. Надо думать, сидит в промозглом номере и дуется на судьбу. На вахте у протоки стоит Мария Ивановна, заодно наблюдая за тем, как Викентий под руководством Матвеича мастерит себе удочку и собирается ловить рыбку, большую и малую.
Если на нас не сбросят еды, меланхолически думаю я, то от рыбного фосфора мы скоро начнем светиться в темноте. А если рыба не захочет ловиться, то через несколько дней мы все и даже Леня станем светиться в проходящих лучах, как какой-нибудь дымчатый кварц. Жаль только, что не станем при этом такими же зелененькими, как украденный изумруд, – было бы приятно глазу.
Леня и Коля гипнотически смотрят на огонь. Милена Федуловна опять уткнулась в женский роман. Феликс застыл на диване в позе мыслителя с острова Рапануи, он же Пасхи. Почему, интересно, все молчат? Надоело пялиться в телевизор – надо что-то делать. Если работы нет, надо разговаривать, как все нормальные люди. Рассказывать истории из жизни, травить байки и анекдоты, ругать сволочей-политиков, зачитывать по памяти избранные места из собственных историй болезни, реветь хором «Из-за острова на стрежень» – все, что угодно, только не бездельничать молча, хуже этого ничего нет. И мне им не помочь: всякий, ну почти всякий литератор по натуре индивидуалист, а не массовик-затейник.
Мне становится тягостно, и я, согревшись, выхожу на вольный воздух. Матвеич насторожил жерлицы в основном русле, а в протоке они с Викентием ловят удочками. Пока всей добычи – один пескарик длиной аж с мизинец, бодро плавающий в отмытой банке из-под тушенки. С верхушки сосны на него алчно косится ворона. Кыш, ворюга, зашибу! Я нагибаюсь якобы подобрать с земли камень, и пернатая дрянь с сиплым карканьем тяжело срывается с дерева. Ну то-то, знай наших, птица.
– Викентий! – беспокоится Мария Ивановна. – Шаг назад! Ноги промочишь!
По-моему, он уже их промочил.
– Тише, ба! – пронзительно верещит нанопитек, дрейфуя по берегу вслед за плывущим поплавком. – Рыбу пугаешь!
– Викентий, я кому говорю! Виталий, вы очень кстати, я вас прошу...
– Эй, примат, – уловив суть дела, обращаюсь я к мальцу, – дай-ка половить.
Мальчишка возмущен не меньше, чем шекспировский Клавдий, если предположить, что какой-нибудь Гильденстерн попросил бы у него поносить датскую корону.
– Ага! Сами себе удочку сделайте!
– И сделаю, – говорю я. – Только я не умею ловить, никогда этим не занимался. Научишь?
В глазах Викентия море недоверия. Чтобы взрослый дядя, притом писатель, не умел делать элементарных вещей? Но я не очень соврал: за последние двадцать лет я к рыболовным снастям не прикасался ни разу.
Искушение поучить взрослого берет верх, и удилище попадает в мои руки, а Викентий отступает на полшага от воды. Мария Ивановна излучает признательность.
– Клюет, клюет! – ужасно волнуется ее внук. – Во! Подсекайте! Сошла! Эх, вы...
Он требует назад свою удочку, а я не отдаю. Тогда он обиженно верещит, пытается спихнуть меня в воду, и Мария Ивановна, успевшая незаметно положить под язык таблетку, делает мне знак рукой: ладно уж...
– Спасибо, – благодарю я ее за избавление. Нет, педагогика не моя стихия, а ссориться с юным нанопитеком себе дороже – обидится и изобретет такую каверзу, что мало не покажется.
– Погулять вышли? – благожелательно осведомляется Мария Ивановна.
Как будто не ясно.
– Да... Скучно как-то. Что-то народ больно уныл...
– А вы разве не смотрели новости? – удивляется Мария Ивановна. – Ах да, я забыла, вы же ходили за дровами... Простите, Виталий.
– О половодье, что ли? Я смотрел.
– Что вы, Виталий! Я о центральном канале, не местном... Половина выпуска о наводнениях по всему миру – катастрофических, заметьте, наводнениях! Даже в Сахаре. Если так пойдет дальше, там снова появятся крокодилы...
– Разве в Сахаре когда-то водились крокодилы? – изумляюсь я.
– Представьте себе, водились, и не так давно, – просвещает неуча географичка. – Последний сдох лет семьдесят назад вместе с усыханием водоемов на нагорье Тибести... Но я не о том... Наводнение в Калахари, в Гоби. В Центральной Австралии. Наводнение в Атакаме – на высоте трех тысяч метров! Там нет поблизости снежных вершин, а дожди выпадают раз в пятьдесят лет. Я уже не говорю о муссонных странах – там просто кошмар. Поверьте, Виталий, такого на памяти людей не было никогда, я знаю...
