Леня снова обтер углы губ платочком и оглядел нас саркастически. Нащупав твердую почву под ногами, он намеревался ее держаться. Феликс дал маху.
– Ну? – спросил Леня с вызовом. – Где кровь?
– А где справочник?! – рявкнул Феликс.
– Какой еще справочник?
– Такой коричневый. По минералогии.
Леня насупился. Затем хрюкнул.
– Вон там. За картиной. И не справочник это, а практическое руководство...
– Тем более!
Четвертый номер был лишен как рогов на стенах, так и чучел лесных зверушек. Здесь висела картина, изображающая охотника в болотных камышах, целящего из двустволки в слабоумную крякву, летящую точно под выстрел. Впрочем, кряква была выписана так, что вполне могла оказаться бекасом. Мазня та еще.
Феликс запустил руку за картину и извлек книгу.
– Зачем прятал?
Леня засопел.
– Знал, что вы придете. Не хотел... в общем, не хотел на свою шею неприятностей. Подумал, что вы могли забыть о книге... Если бы вы вошли, а эта книга на столе... Это теперь довольно редкая книга. Сразу начались бы подозрения, верно?
– Ну-ну. – Феликс кинул книгу на кровать, а я слез со стола. – Ладно, мы еще вернемся. Продолжим разговор... Да, еще один вопрос. Когда ты в последний раз видел Бориса Семеновича живым?
Леня задумался. Этот процесс у него сопровождался, кряхтеньем, сопеньем и тяжкими скрипами кровати.
– Тогда же, когда и вы. В холле, когда Папанина нашего сушили.
– А когда Мария Ивановна начала звать всех на улицу, он не появлялся?
Леня снова закряхтел, засопел и заворочался.
– Вроде нет...
– А телохранители?
– Коля был, – сразу припомнил Леня. – По-моему, только он. Второго не видел.
– А Надежда Николаевна?
– Которая в очках? – булькнул Леня. – Из восьмого? Как же, была. Помню.
– А ее дочь?
– Эта... – Леня затруднился с определением, затем все таки нашелся: – ...мочалка? Инночка? М... нет. Нет, кажется. Из «Островка» она с нами не выходила, это точно. Потом – да, была. Когда Бориса Семеновича уже... того... – Тут Леня облизнул губы совершенно по-людоедски.
– Понятно, – кивнул Феликс. – Ну хорошо, сиди пока здесь и лучше всего запрись. Выходить не советую. Открывать только нам на четыре стука. Вот так. – Он быстро стукнул трижды и после паузы еще один раз. – Тук-тук-тук. Тук. Понятно?
Леня хрюкнул, булькнул и закивал.
– Что скажешь? – спросил меня Феликс, когда мы вышли.
– Он ни в чем не виноват, и ты это знаешь.
– Так уж и не виноват...
– Ты знал это с самого начала.
Феликс пожал плечами и не ответил. Мы поднялись на второй этаж. Я перешагнул через скрипящую ступеньку. Феликс наступил на нее. Всем весом.
* * *
Было уже около десяти часов, когда мы постучались в девятый номер. Там не выключали свет, но было тихо. Наругавшись, мама и дочка дулись друг на друга. Судя по смятым покрывалам, они делали это, валяясь на кроватях в одежде. Инночка и сейчас продолжала это делать.
Переступив порог, Феликс поежился.
– Ничего если я оставлю дверь открытой? – спросил он. – В коридоре теплее.
– А... – начала Надежда Николаевна.
– Думаю, беспокоиться не о чем. В случае чего нас с Виталием двое, и мы не совсем хилые мужчины. Бр-р, – передернулся он. – А у вас холодно, однако...
Никакого особенного холода я по-прежнему не ощущал, но, как видно, женщины держались иного мнения. Обе натянули на себя одинаковые бежевые пуловеры, и я только сейчас заметил, как они похожи друг на друга – мать и дочь. Только одна в джинсах, а другая в черной юбке и черных же рейтузах. Ну и разница в возрасте, конечно. Хотя Надежда Николаевна, приятная во всех отношениях дама, набивавшаяся ко мне в тещи, была еще очень не стара.
Первым делом она суетливо сдернула со спинки стула висевший там невесть зачем лифчик и, сердито прошипев что-то, бросила его Инночке. Та с полным равнодушием сунула деталь своей сбруи под подушку и перевернулась на другой бок. Спиной к нам. Вернее, круглой попкой.
– Вы извините, – бормотала Надежда Николаевна, лихорадочно разглаживая покрывало на своей кровати, – у нас тут такой беспорядок...
– Это ничего, ничего, – обаятельно улыбаясь, загудел Феликс. У него даже голос изменился и приобрел бархатистую раскатистость. – Какие могут быть условности на необитаемом острове...
– Вы извините...
– А чайку? – еще более обаятельно предложил Феликс. – Вы не ужинали, наверное?
Судя по виду несчастной Надежды Николаевны, она напрочь запамятовала, что на свете существуют ужины, не говоря уже о завтраках, обедах, полдниках, ланчах и файв-о-клоках.
– Я не ужинала, – с вызовом заявила Инночка, переворачиваясь к стене задом, а к нам передом. – Бутерброд с пивом найдется?
– Чай найдется, – совсем уже обольстительно улыбнулся Феликс. Казанова хренов. Граф Лозен. – Можно кофе, но как врач рекомендую сейчас чай с сахаром. Виталий, ты не принесешь?
Он уже гонял меня с поручениями. Как слугу.
Я стерпел и пошел за чаем. Для начала пришлось спуститься вниз за электрочайником и еще раз полюбоваться на труп. У меня, правда, был в сумке кипятильник, а Феликс требовал ни к чему внизу не прикасаться, но я, поразмыслив, решил, что следствие не пострадает, если я позаимствую чайник. Поднялся в свой номер. Критически осмотрел чайник и соскоблил с него крохотное бурое пятнышко. Подумал и взял не два кусочка сахара, а всю едва початую пачку. Пусть подавятся. Будем надеяться, что оно того стоит.
Когда я возвращался, таща оба чайника, основной и заварной, сахар и пачку заварки, мне послышался какой-то шум на первом этаже. Но я был зол и решил не обращать на него внимания.
Дверь в девятый номер я оставил открытой. Во-первых, руки были заняты, а во-вторых, это для чего-то было нужно Феликсу.
Стюард, чаю! Живо, стюард! Я вытряхнул старую заварку в унитаз, вымыл заварной чайник и налил воды в чайник электрический. Где тут у вас розетка? А где еще один стул? Я тоже сидеть хочу.
– Ужас, – тем временем говорила Надежда Николаевна, поминутно поправляя свои гигантские очки. – Такой приличный, солидный человек, совсем еще не старый... и такой кошмарный конец! Ножом по горлу... ф-фу! Сам себя... нет, это ужасно. Стрессы, я понимаю... Кругом эти стрессы! Нервы на пределе. Он ведь заговариваться начинал, вы заметили? Наверное, приехал поискать тишины и покоя... и вот нашел. Ужасно...
За последние два часа все эти пустопорожние дамские сентенции насчет «ужасно» успели мне изрядно надоесть, и я чуть было не брякнул «все там будем», чем, несомненно, разрушил бы очередную хитрую комбинацию детектива-ортопеда, однако вовремя поймал себя за язык и смолчал. И вообще я ощущал, что понемногу тупею. Я примирился с трупом в холле. Сидит – ну и пусть сидит. Имеет право. Что он, не человек, что ли? Медицински – черт его знает, а юридически – полноправный человек. На него еще справка о смерти не выписана, а без бумажки ты букашка, а не порядочный покойник, так что сиди и жди.
