– Нет! – выкрикнул мальчишка. – Не я!
– А кто?
– Не знаю! Ба, чего он?..
– Послушай, парень, – сбавил тон Феликс. – Мария Ивановна, вы, пожалуйста, помолчите одну минуту... Послушай, парень. Тут человека убили. Дело серьезное. По сравнению с этим пара взломанных замков такая ерунда, что об этом и говорить не стоит. Мелочь. Но мы должны разобраться и в мелочах. Никто не станет тебя ругать, тем более я. Ты нам просто помоги. Мы тут с дядей Виталием решили заглянуть в шестой номер, а дверь открыть не можем. Может, ты попробуешь?
– Ха! – презрительно сказал мальчишка. – Чего там пробовать. Гвозди надо выдернуть. А замок открыт.
– Откуда знаешь?
Викентий насупился. Он понял, что Феликс его поймал, и злился.
– Чем хоть открывал-то? – улыбаясь, спросил Феликс. – Бабушкиной шпилькой?
Молчание.
– А с крыши далеко видно?
– Да не знаю я! С какой еще крыши?
Мария Ивановна смотрела на нас с ужасом. Милена Федуловна – с высокомерным презрением. Убежден, что существа, подобные Викентию, не раз подкладывали ей на стул кнопки и натирали доску парафиновой свечой. А те, что постарше, – звонили в милицию насчет заложенной бомбы как раз накануне сочинения о «лишних» людях в творчестве русских классиков. У подростков свое понятие о том, кто лишний, и, по-моему, правильное.
– С обыкновенной крыши, – пояснил Феликс. – Бабушке рассказать, а?
Мальчишка шмыгнул носом. Он сдавался.
– Так чем ты открывал замки? Мне просто интересно.
– Скрепкой. – Викентий наконец сдался. – И еще гвоздиком, только я его подточил немного...
– Умелец. Обо что точил-то?
– О стенку в подвале. Я подвал первым открыл... ну, когда меня поймал этот... хранитель. То есть я сначала открыл дверь в башенку, а потом уже в подвал.
Мы с Феликсом озадаченно переглянулись. В «Островке» был подвал, куда можно проникнуть, и мы не знали о его существовании. А шустрый Викентий узнал в первые сутки после приезда.
– Зачем отпирал-то? – с любопытством спросил Феликс.
– Так... Интересно.
– Ну ладно. А следы нанопитеков чем делал? Давай показывай, не стесняйся.
– А не отберете?
– Не отберем.
– Честно-честно? – Физиономия Викентия выразила сомнение.
– Даю слово.
Рука мальчишки нырнула в карман и вынырнула с небольшим предметом, тщательно вырезанным из обыкновенного ластика. Под тяжкий вздох Викентия Феликс взял предмет с его ладони, повертел в руках, хмыкнул и передал мне.
Маленькая резиновая пятерня с пяткой и оттопыренным большим пальцем. Макай в грязь нужной стороной и ставь следы, хоть правые, хоть левые.
– Вы только отдайте, ладно? – загнусил мальчишка, не сводя взгляда со своего сокровища. – Я эту вещь два часа резал...
– Чем резал?
– Бритвой. Только это еще дома было. Вы отдайте...
Я отдал.
– Заранее готовился, значит? А зачем?
– Так интересно же! Скучно просто так...
Да, ему было скучно. Мальчик развлекался. Я припомнил, как меня в детстве родители отправляли в зимний лагерь, каждый раз со скандалом. Скучища смертная. Но там я хотя бы находился среди сверстников, а тут одни взрослые рыла со своими нудными нотациями, надоевшая бабушкина опека, высокомерное брюзжание Милены Федуловны, идиотские взрослые правила поведения, и никто не расскажет ужастик на ночь...
Я его понимал. Хотя сам в его возрасте предпочел бы, наверное, скуку.
– А почему дверь в подсобку все еще заперта? – с видимым интересом спросил Феликс. – Не справился, что ли?
– Ха, не справился! – ухмыльнулся Викентий. – Да там самый простой замок! Я его открыл и снова запер. Что я, ненормальный – подсобку открытой оставлять? Уборщица бы разоралась, что барахло пропадет, у нее там швабры всякие...
Ишь ты, подумал я. Развлекающийся рационалист. Расчетливый романтик. Детки-цветики...
– Ваш внук вырастет либо великим взломщиком, либо великим сыщиком, – кисло сказал я бедной Марии Ивановне. – Но добром он не кончит, не надейтесь. В любом случае лучшую часть своей жизни он проведет в различных помещениях с решетками на окнах, беседуя с уголовниками всех мастей. Я вас не поздравляю.
– Виталий шутит, – сказал Феликс. – Ну, мы пойдем к себе. Запритесь на всякий случай, хорошо?
– Собаке гулять пора, – надменно произнесла Милена Федуловна своим обычным надтреснутым голосом, а я ни к селу ни к городу вспомнил, что один из ростовских колоколов и посейчас носит имя «Козел». Как бы поняв смысл слов, бульдожка тявкнула и заскулила. – Быть может, мне и выйти нельзя? Быть может, собака должна делать свои дела прямо здесь?
– Вам лучше выйти с нами, – сказал Феликс.
– Как-нибудь обойдусь без таких защитников. Не утруждайте себя.
– Тогда мы подождем вас в холле. Пожалуйста, не отходите далеко от крыльца.
Милена Федуловна не удостоила нас ответом.
* * *
– Что еще за история с крышей? – спросил я, когда мы стояли в холле перед дверью, слушали счастливые взвизги облегчавшейся бульдожки и, вероятно, оба думали о тяжком кресте Марии Ивановны. Мне было жаль старую географичку. Милена Федуловна непременно выскажет ей свое мнение о преступных наклонностях молодого поколения, наверняка имеющих наследственную природу.
– С крышей? – переспросил Феликс и махнул рукой. – А, ерунда. Здоровое мальчишеское любопытство и наличие шила в заднем месте. Помнишь, мы сидели внизу, а Викентий куда-то делся. Потом появился весь продрогший, но при этом из корпуса не выходил. Где был, спрашивается? Из правого коридора в башенку, там по двум лестницам на чердак, а дальше через слуховое окно на крышу. Я еще тогда догадался.
– Мегрэ, – кисло прокомментировал я. – И к тому же шантажист. Мог бы и помягче с ребенком. А зачем было провоцировать словесницу? Я думал, она коньки отбросит.
– Так у нее почки шалят, а не сердце, – резонно возразил Феликс. – Ну, покричала немного. Зато, когда выдохлась, с ней удалось поговорить. Почти человек.
Я озадаченно почесал за ухом. В чем-то Феликс был прав. Сомнительно, чтобы Милена Федуловна согласилась вести с нами беседу без предварительной встряски. Кто мы для этой надутой спесью верблюдицы? В лучшем случае подозрительные типы и алкоголики, в худшем – грязь под ногами. С другой стороны, такие эксперименты до добра не доводят. Здоровое сердце есть здоровое сердце, однако старость есть старость, а с бригадой реаниматоров у нас нынче туго.
– Деструктивный метод раскрытия преступлений – это не Холмс и даже не Лестрейд, – съязвил я. – Это Скуратов.
