Проснулся я среди ночи, когда наркоз еще действовал. Мне казалось, будто я нахожусь под водой. Мысли медленно проплывали мимо, не давая себя поймать…
— Вы слышите меня, Фенн?
Я с трудом поднял отяжелевшие веки и увидел перед собой круглую физиономию доктора Сэма Хессиана.
— Помогите мне встать, Сэм, — пробормотал я.
— Лежите спокойно. Вы и так причинили достаточно хлопот всему персоналу. Понимаете, что я говорю?
— Помогите мне встать.
Протянув руку, он прижал палец к левой стороне моего затылка.
— Пуля вошла ей вот сюда, проделала небольшую радиальную трещину, как от легкого броска камня в окно… — Палец начал двигаться к макушке. — Прошла под скальпом… — Сэм прочертил линию по правой стороне моего лба к правому виску, мимо глаза, потом коснулся скулы. — Ударилась о кость и вышла через щеку. Слышите? Она отдыхает. Пульс и дыхание в норме.
Я с чудовищным усилием открыл глаза и уставился на него:
— Вы лжете.
— Это правда! Клянусь… моей зарплатой.
Мне казалось, что я держусь за нижнюю ступеньку лестницы, висящей в пространстве. Это было очень утомительно. Я закрыл глаза и разжал руки…
~~~
Эйнджелу Фрэнкел и Хермана Дейтуоллера обвинили в убийстве первой степени и после цирка в зале суда, который помог создать и разрушить несколько репутаций в сфере местной политики, и обычной юридической волокиты, отправили следом за Макараном, Костинаком и Морганом Миллером. Но прежде чем все было кончено, Дейтуоллер раскрыл план подготовленной ими операции. Он должен был явиться в спецодежде проверять печатные станки в полуподвал Хейнамен-Билдинг и оставить там взрывное устройство с часовым механизмом, которое принес Миллер. Его нашли под грузом досок в многоместном автомобиле, в ящике для инструментов, стоящем на темном пятне, где истекал кровью Келли. Близость Хейнамен-Билдинг к коммерческому банку гарантировала суету в помещении и на улице, по мнению Бринта, вполне достаточную, чтобы ограбление банка прошло успешно.
Никто кроме непосредственных участников кровавых событий этого летнего понедельника в покинутой деревушке на холмах не способен описать напряженное внимание к ним средств массовой информации. Оно продолжалось недолго. Мир не стоит на месте, и новости тускнеют так же быстро, как отблеск магниевой вспышки на глазной сетчатке. Но Джонни Хупер говорил, что, пока это продолжалось, он чувствовал себя запертым на горящей фабрике по производству фейерверков вместе с десятью тысячами голодных уток после того, как его протащили через целый акр зарослей ядовитого плюща. Как однажды заметил Альберт Эйнштейн, идеальный фоторепортер должен происходить из очень большой семьи, где постоянная борьба за пищу и внимание исключает возможность воспитания чувствительности, вкуса и такта. Наши охотники за сенсациями выкрикивают одновременно столько вопросов, что никогда не слышат ответов. Поэтому странная роль Мэг в этой истории не получила огласки, — она была слишком неоднозначной, чтобы говорить о ней громко, — и за отсутствием других правдоподобных объяснений журналисты сделали вывод, что ее похитили, облегчив ситуацию для нас обоих. Впрочем, прессу куда больше интересовал изобретательный тайник в многоместном автомобиле, нежели эмоциональные аспекты трагедии.
Учитывая наше национальное пристрастие в каждой истории искать очередного Гека Финна, Уилли Дэниелсон превратился в подлинного героя, ухмыляющегося в сотни объективов, показываемого по всем телеканалам с «моей девушкой» на руках, быстро научившегося запоминать предлагаемые сценаристами тексты и не опровергать трогательную легенду о том, что, когда полицейское начальство уже смирилось с необходимостью отпустить преступников вместе с девушкой, он вымолил себе шанс показать свой опыт, метким выстрелом выбил оружие из руки Дейтуоллера, прикончил Костинака и Миллера и разделался бы с остальными двумя, если бы Мэг не побежала прямо к нему. Его холодная снайперская улыбка очаровывала миллионы, а когда для него написали героический сценарий, он превратил свой отпуск в отставку, потихоньку развелся с женой и с головой погрузился в мир телесериалов, где сценаристы заставляли его попадать не целясь в яблочко с полутора тысячи ярдов.
Ловкий бизнесмен приобрел соответствующие участки земли на холмах, отремонтировал лесовозную дорогу, установил будку для продажи билетов, расчистил место для парковки, построил закусочную, нанял актеров, одел их должным образом и все лето шесть раз в день демонстрировал свою версию осады и бойни, прикрыв лавочку после Дня труда с весьма солидной прибылью. Хотя в коровнике, куда прибежал Макаран, прозвучало только пять выстрелов, в новой постановке расходовали такое количество холостых патронов, что это походило на настоящую битву.
Три молодых и крепких девушки с холмов играли роли Эйнджелы, Мэг и Кэти. Они визжали с неподдельным энтузиазмом, а скудость их одеяния усугубляли разрывы ткани в тщательно подобранных местах.
~~~
Для меня в этой истории было два окончания или два начала.
Мэг поправлялась медленнее, чем рассчитывали врачи. Возможно, затормаживала выздоровление и овладевшая ею глубокая апатия. Несколько раз я пытался заговорить с ней о моей вине, о том, что она бы не подверглась опасности, если бы я отказался просить ее привести нас к Макарану, но ее, создавалось впечатление, не интересовало, кто прав, а кто виноват. По ночам ее мучили кошмары, обычно связанные с моментом, когда Кэти попыталась бежать и Миллер едва не убил ее ударом по голове. Мэг быстро уставала, а семейные обязанности исполняла скорее из чувства долга, чем по велению сердца. Внешне, если не считать похожего на звездочку шрама на щеке, она не изменилась.
Однажды в конце сентября я предложил оставить детей с кем-нибудь и съездить в Кипсейф, если завтра будет хорошая погода.
— Поедем, если хочешь, — равнодушно отозвалась Мэг.
Не знаю, почему мне пришла в голову такая идея. Я знал, что это причинит ей боль, но все же надеялся, что шок может вернуть ее к жизни.
Итак, мы отправились туда. Краски заброшенных декораций уже потускнели. Мы припарковали машину на пустой улице, усеянной окурками и пробками от бутылок. Мэг вышла из автомобиля и огляделась вокруг. За лето толпы посетителей вытоптали траву и вырезали на деревьях множество надписей.
Мэг указала на фундамент разрушенного дома.
— Вот здесь мы жили. — Повернувшись, она посмотрела на дом, где ее и Кэти держали в плену. — Это был дом Беллоков. Я плакала, когда они переехали в Айронвилл, и Мэри Энн тоже. Она была моей лучшей подругой — единственной девочкой моего возраста, которую я знала.
Мэг направилась к дому, и я медленно последовал за ней. Она прислонилась к воротному столбу и уставилась на парадную дверь.
— А я совсем его не знала, — с удивлением сказала Мэг. Я молчал, понимая, что она имеет в виду Макарана. Сэм Хессиан предупреждал меня, что ей пойдет на пользу, если она сможет заставить себя поговорить о нем. — Он был такой же, как остальные. Я ведь искала его, чтобы помочь ему. Мне с трудом удалось его найти. А они втащили меня в дом и принялись мне угрожать. Эта ужасная женщина ударила меня. Я повернулась к Дуайту и заплакала, а он тоже ударил меня при всех. Я пыталась себя убедить, что тюрьма сделала его таким, но постепенно начала понимать, что это ложь. Дуайт всегда был одинаковым, а я убеждала себя, притворялась, будто считаю его другим, несуществующим человеком, потому что нуждалась в нем. Для меня этот несуществующий Дуайт умер за день до того, как Лэрри убил кого-то другого, которого я знала только один день и не могу оплакивать. Мэри Энн и я играли на этом чердаке. Мы вырезали красивых женщин из старых журналов, наклеивали их на картон и устраивали чаепития. Однажды Дуайт поднялся на чердак и оторвал всем им головы.
