— Моему отцу казалось оскорбительным, что этому человеку позволили вернуться в Брук-Сити.
— Вы дали ясно понять это в вашей газете, расшевелив при этом осиное гнездо.
— Макарану нельзя было разрешать возвращаться сюда, словно ничего не произошло.
— Если бы вы купили город и обнесли его оградой, то могли бы этого не допустить.
— Это шутка, лейтенант?
— Нет, просто единственный законный способ не допускать Макарана в город, который приходит мне в голову.
— Можно придумать и другие. Такие вещи как-то устраивают.
— Иногда.
— Он не только вернулся, но и жил в вашем доме.
— После этого мы сделали генеральную уборку.
— Вы занимаете странную позицию, лейтенант.
Несколько секунд я молча разглядывал его. Мое будущее в значительной степени зависело от этого напыщенного барчука. Осторожному полицейскому офицеру лучше поддерживать хорошие отношения с влиятельными лицами города.
Я вздохнул и улыбнулся:
— Ваша позиция, Пол, меня тоже не приводит в восторг.
— Прошу прощения?
— Моя жена, к сожалению, очень любит этого монстра Макарана. Она совершила шестьдесят печальных визитов в Харперсберг и не в состоянии поверить в порочность своего брата. Если бы полиция Брук-Сити подчинилась давлению Хейнамена и Кермера, отправив Макарана назад в тюрьму или выставив его из города, мне пришлось бы выбирать между женой и работой, и я бы выбрал Мэг. Лэрри Бринт знает, что я лучший из его подчиненных и со временем стану его преемником. Несмотря на это, он мог бы пойти вам навстречу из соображений выгоды, но вы давили на него слишком бесцеремонно, а Лэрри — человек упрямый. Поэтому он поддержал меня и мой брак, дав Макарану безопасное убежище. Так что если мы хотим сохранить способность конструктивно мыслить в этот жаркий день, давайте забудем то, что могло случиться или что, по вашему мнению и мнению вашего отца, должно было произойти, и будем придерживаться фактов.
Пол облизнул губы, потянул себя за воротник и попытался выпить из пустого стакана:
— Вы правы, лейтенант.
— Я сознаю, что разговариваю с единственной в городе газетой, с крупнейшим банком, с крупнейшей из двух радиостанций и с многочисленными холдингами во многих местах.
Пол кашлянул:
— Поймите, мне трудно понять служителя закона, который поселяет в своем доме… убийцу моей сестры.
— Это мы уже обсудили, не так ли?
— Да, конечно. Моему отцу сообщили, что Макаран неделю назад покинул город по собственному желанию.
— Верно.
— Он купил мощный автомобиль, разнообразные инструменты и снаряжение и уехал.
— Вот именно.
— И где же он сейчас?
— Не имею ни малейшего представления.
Я думал, что Пол попытается угрожающе нахмуриться, но он выглядел так, будто страдал от приступа гастрита.
— Разве не ваше дело знать это?
— Что вы имеете в виду?
— Разве полиция не должна знать о местопребывании подобных личностей?
— Господи, Хейнамен, не можем же мы сидеть на двух стульях. Если мы выставили Макарана из города, то тем самым потеряли возможность держать его под наблюдением. Мы знали, где Макаран, пока он был здесь. Много шансов за то, что он отправился на холмы.
— Разве нет закона, предписывающего ему сообщать полиции о своем местопребывании?
— Макаран освобожден не условно, поэтому не обязан по закону ни перед кем отчитываться. Он лишен некоторых гражданских прав — не может голосовать, занимать государственную должность или иметь паспорт. Возможно, акционерные компании не станут иметь с ним дело. А в остальном Макаран не более ограничен в своих действиях, чем вы. Мы хотели бы знать, где он, но на этих холмах у нас столько же информаторов, сколько в песках Туркестана.
— Мой отец и я хотим, чтобы его нашли и арестовали.
— За что?
— За это, — с видом оскорбленной невинности произнес Пол, вынул из внутреннего кармана пиджака открытку и протянул ее мне.
Это было юмористическое цветное фото шимпанзе в цилиндре, сидящего в кресле-качалке, курящего сигару и нагло усмехающегося в объектив. Открытку отправили вчера из Полксберга — города, вдвое меньшего, чем Брук-Сити, и находящегося в девяноста милях к югу от него, за дальней границей холмов. Она была адресована старшему Хейнамену, текст был написан красными чернилами и крупными печатными буквами. Сообщение гласило: «Скоро увидимся, папик». Подпись отсутствовала.
— Это не почерк Макарана.
— Знаю. Это почерк Милдред.
— Что?! — Комната поплыла у меня перед глазами.
— Это имитация почерка Милдред. Она всегда пользовалась красными чернилами и писала печатными буквами. Имитация, достаточно близкая к оригиналу, чтобы… вызвать тревогу. К тому же только Милдред называла отца «папик». — Он произнес это слово с нескрываемым отвращением.
Выходка и в самом деле была была злобной и содержала явную угрозу. Я представил себе, как она подействовала на старика, и у меня по спине забегали мурашки.
— Думаю, вы использовали неправильный термин, — заметил я. — Вы сказали, что ваш отец интересуется Макараном. По-моему, он нервничает из-за него.
— Мой отец не из пугливых. Мы хотим, чтобы Макарана арестовали.
— На каком основании?
Пол озадаченно посмотрел на меня:
— На основании того, что он послал эту открытку.
— Давайте будем рассуждать реалистично. Открытка не является основанием. Даже если бы удалось доказать, что ее послал Макаран, это не мошенничество и даже не оскорбление. Ведь мы живем не в средневековье, когда феодал мог посылать вооруженный отряд, чтобы схватить одного из крепостных и высечь его за дерзость.
— Но ведь жизни моего отца угрожают!
— Слишком косвенно, чтобы это было основанием для обвинения.
— Не настолько косвенно, лейтенант, чтобы мы не могли требовать у полиции защиты.
— У нас нет лишних людей.
Пол выглядел торжествующим, словно я предоставил ему выгодный шанс:
— Значит, все же было бы целесообразным арестовать его, не так ли?
— Если он на холмах, то это территория шерифа Фишера.
— А как насчет полиции штата?
— Раньше полиция штата располагала отделом уголовного розыска, но законодательная власть его прикрыла, разделив бюджет между шерифами округов и следственным отделом генеральной прокуратуры штата, который помогает округам в расследовании крупных преступлений.
— Тогда… ФБР? — неуверенно предложил Пол.
