— Прошу прощения, мисс, но, мне кажется, мы с вами где-то раньше встречались?
— Ох, Майк!
— Я вообще-то не заигрываю с молодыми девицами, — сказал он, пододвинул кресло поближе к ней и сел.
— Должно быть, это купальник. Я его купила в среду, а вчера, когда гуляла по пляжу, мне свистнул мальчик в возрасте Дебби Энн. Я почувствовала себя ужасно счастливой. Должно быть, это купальник что-то такое делает со мной.
— Возможно, ты тоже кое-что с ним делаешь.
— Перестань сейчас же, или я стану кокетничать. Что происходит, Майк? Как Трой? Ты не думаешь, что мне следует вернуться домой?
Он рассказал ей о Трое, о том, как он ведет себя. Это заняло долгое время. У нее было множество вопросов. Потом он рассказал ей о Джеранне и Птичке, о том, как все там происходило.
— С такими людьми трудно говорить, — сказала она задумчиво.
— Я не умею, во всяком случае. Это подонки. Отбросы! Я видел одного такого же, но помоложе. Он убил своих родителей. Они не разрешили ему взять ключи от машины. Он был возмущен. Когда его забирали, он все не мог понять, из-за чего такой шум. Они не дали мне ключи — я обиделся. Они не имели права не дать мне ключи, понимаете? У меня было свидание.
Мэри продолжала настаивать, чтобы он описал Джеранну более полно. Но слова просто превращали ее в совершенно непривлекательную особу и заставляли Мэри чувствовать себя оскорбленной всей этой историей.
— У меня была возможность подумать о Трое, — сказала она, — и о том, что ты мне о нем рассказал. Я кое о чем размышляла. Я хочу знать, что ты об этом думаешь.
— Рассказывай.
— Может ли человек… такой человек, как Трой… испытывать такой страх перед неудачей, что ему проще самому разрушить все, что он пытался строить, — лишь бы только не дожидаться провала…
— Это мысль. Это может быть правдой.
— Ох, Майк, — сказала она потерянно. — Я не знаю, что и думать.
— Может быть, это была просто пьяная болтовня. И только. — Он почувствовал внезапное, нестерпимое презрение к себе и к своему участию в этом деле. Зачем он тратит свое время, потея на солнце, разговаривая с коричневой красивой женщиной возле туристического бассейна?
— Мы все большие доки по части любительской психиатрии. Что это значит? Что мы знаем? Да Трой просто обыкновенный алкоголик, а мы из этого пытаемся что-то сложное раздуть.
— Это очень важно для меня, Майк.
— Мне не стоило говорить об этом так. Черт! Прости.
— Мне лучше вернуться домой, Майк. Сейчас.
— Не знаю. Я был уверен, что поступаю по-умному. Я чувствую себя так, будто лезу не в свое дело. Может быть, это профессиональное заболевание. Возвращайся домой — оставайся здесь — насколько это важно для тебя?
Она отвернулась от него. Зубы крепко сжаты, горло напряглось. Она заговорила так тихо, что ему пришлось наклониться вперед, чтобы услышать ее:
— Я хочу сказать, что это ужасно важно. Но это будет лишь поза. Благородная Мэри, прощающая и понимающая! Словно собственная моя отретушированная фотография. Это… это не так важно, как было. И никогда больше не будет важно. Больше никогда! Эта грязная женщина! Он ушел от меня, чтобы вываляться в грязи. Значит, меня ему было недостаточно. Я не смогу простить. — Она посмотрела прямо на него, глаза ее сверкали. — Большая часть этого стремления защитить и понять несчастного больного — просто чушь, Майк. — Она стукнула кулаком по обнаженному бедру. — Он сделал мне больно! Он заставил меня испытать стыд! Он обидел меня!
Она наклонилась вперед, перегнувшись в талии, спрятав лицо в ладонях, это была истерика. На другой стороне бассейна женщина с овечьим лицом уставилась на нее, толкнула своего мужа, таинственно что-то прошептала, все еще не отрывая взгляда от с Мэри. Он медленно открыл глаза и тоже уставился на Мэри. В ее слезах чувствовался легкий оттенок детскости, чуть-чуть капризности, но больше всего в них было настоящего страдания женщины, которая вовсе не заслужила этой обиды.
Ему хотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, но в то же время oн не хотел сделать небольшую сцену еще более интересной для пары, сидевшей напротив. Он испытывал жалость, думая о том, как легко причинить боль хорошим людям и как невозможно задеть плохих.
Она подняла лицо, сначала пытаясь бороться со слезами, а потом победив их, сказала тихим слабым голосом:
— Я так чертовски устала быть порядочной во всем. Уйти от него было бы легче, чем ты думаешь, Майк. Я… просто ухватилась за эту жалость к нему… За его болезнь. Последнее, что мне осталось, — это быть честной с собой и с тобой.
— Мэри, быть честным — нелегко. Притворяться намного проще. Я скажу тебе вот что. Я восхищаюсь тобой. Я это вышью гладью. Ты можешь повесить на стенку в рамочке. Как «Дом, милый дом».
— Перестань, а то я опять заплачу.
— Хорошо, давай попробуем сменить тему. Теперь я тебе расскажу, как я становлюсь крупным земельным торговцем. Меня называют Майк-Дилер. Я открыл для себя секрет этого развлечения под названием «развитие земельной собственности». Нужно просто ненавидеть деревья. Дерево должно оскорблять твое чувство прекрасного, тогда ты пригоняешь бульдозеры и асфальтируешь к черту все подряд. Потом ставишь там восемьдесят шесть вшивых домишек по сорок тысяч долларов за домик, и ты — в дамках.
Он рассказал ей о своих приключениях. Он заставил ее смеяться. Смех стер морщины у ее глаз, сделал ее заметно моложе. Рассказ занял столько времени, что он сделал паузу, чтобы она сходила и переоделась в желтое платье с открытой спиной, а потом отвез ее в сад-ресторан, где под розовым зонтиком, уплетая нежное филе, он завершил свою историю. Ей было жалко Кори Хааса. Она сказала Майку, что он потрясающий человек. Он ответил, что всегда знал это, но почему-то остальные воспринимали эту идею с трудом. Она сказала, что, если он действительно серьезно собирается рискнуть своими деньгами, ему следует проверить, все ли у него в порядке с головой. И эта фраза имела двойной смысл, и тени снова легли у нее под глазами. Он заявил, что рискнет деньгами, вероятно, из жадности, потому что ему всегда было интересно, как миллионер ощущает сам себя — удовлетворенно или нервозно.
Так что после недолгого молчания, слегка неловкого, они вернулись к основной теме.
— Я не хочу ехать домой прямо сейчас, — сказала она с некоторым вызовом, — даже если бы я чувствовала, что он во мне нуждается — в чем я как-то сомневаюсь. Я нужна сама себе. Я заново знакомлюсь с Мэри.
— Тогда тебе следует остаться.
— Но если я останусь, все ляжет на твои плечи.
— Я постараюсь справиться.
И, пообещав держать ее в курсе дела, он отвез ее обратно в «Ленивую Гавань», а сам поехал на Райли-Ки. Было почти четыре, когда он вернулся. Он посмотрел на пляж перед тем, как свернуть к дому, и увидел, что Трой лежит на солнце в одиночестве.
