— О ней. Ее имя было миссис Лот. Так назвал ее доктор Экли Буш.
— Миссис Лот? Ах да, это жена Лота.
— Эк их прикармливал. Он делает это и сейчас, но популяция енотов на острове сильно снизилась с тех пор, как его начали застраивать. Какие-то болваны считают их грызунами и вредителями и делают все, чтобы от них избавиться.
— Я их обожаю. Воришки в черных масках.
— Это очень умные и полезные животные. С полдюжины этих зверюшек каждый вечер, едва темнело, появлялись у задней веранды Эка в ожидании, что он их покормит. Если он не выходил, они начинали топать своими лапами, трясти за ручку дверь, забирались по деревьям и заглядывали в окна, возмущаясь, что про них забыли. Миссис Лот появилась вместе со всеми однажды вечером и стала постоянной посетительницей.
Мне тогда было лет десять или одиннадцать. Эк рассказал про альбиноса моим родителям, и я стал приезжать по вечерам на своем велосипеде, чтобы посмотреть на белого енота. Когда они к вам привыкают, то становятся совсем ручными. Особенно им нравится цыплячья кожа. Миссис Лот брала ее из моих рук. Она была застенчивой, чистоплотной, вела себя с большим достоинством. Никогда не брала еду зубами. Она протягивала лапку и вытаскивала угощения из моих рук.
— Как мило.
— Потом ее привычки изменились. Она стала хватать пищу и убегать, потом возвращалась, брала еще и снова убегала, и так до тех пор, пока не приходила в последний раз и ела уже с прежней деликатностью.
— У нее появились детки?
— Эк так и подумал. Она приходила с южной стороны, и по длительности ее отлучек он вычислил, что она живет в большой дубовой роще, которая раньше стояла там, где сейчас находится ваш дом. Как-то вечером она появилась только после того, когда все остальные уже наелись и ушли. Она устроила на веранде такой шум, что Эк вышел из дому. С ней были два молодых детеныша, оба с нормальной пигментацией. При виде Эка они попытались убежать, но она отвесила им по хорошей затрещине. Она подождала, пока дети наелись, потом поела сама и увела их домой.
— Она выглядела гордой?
— Я дважды видел ее с детками. Не скажу, чтобы это была гордость, скорее чувство спокойного удовлетворения. Через некоторое время она привела их во время общей кормежки, чтобы они могли освоиться с остальной компанией. Особенной опеки с ее стороны я не заметил. А потом она вдруг перестала приходить вместе со всеми. Эк о ней забеспокоился. Как-то раз, примерно неделю спустя, он гулял по Центральной улице и увидел ее. Она была выставлена в витрине магазина сувениров. Его владелец увлекался набивкой чучел и…
— О нет!
— Миссис Лот сидела на древесном суке и смотрела на улицу стеклянными глазами, оскалив свои острые клыки с таким зверским выражением, которого, по словам Эка, он никогда у нее не видел.
Девушка отвернулась, обратив ко мне свой профиль, и я увидел, как под темными очками на ее ресницах заблестела крупная слеза. Неужели она могла причинить кому-нибудь зло? Впрочем, в истории полно сентиментальных убийц.
— Этот чучельник так гордился своей работой, что решил выставить в витрине, пока ее не забрал заказчик. Эк узнал, что миссис Лот принес в магазин один местный рыбак по имени Прэйл и что он застрелил ее в голову из мелкокалиберного ружья. Эк рассказал об этом моему отцу. Мой отец вспомнил, что говорил Прэйлу о миссис Лот. Отец был крупным, молчаливым, добродушным человеком. Но Прэйл был еще крупней его и при этом на двенадцать лет моложе. Мой отец отправился к Прэйлу. Тот признался, что выследил и убил миссис Лот, несмотря на окружной декрет, запрещающий убивать на острове любых диких животных. Он рассчитывал продать ее за большую цену какому-нибудь туристу. Мой отец начал серьезно и методично избивать Прэйла. Еще немного, и он бы совсем его убил. Потом он вошел в его дом, взял миссис Лот и оставил на столе деньги за изготовление чучела плюс пять центов за стоимость пули. Он отнес ее к Эку, который снял бедняжку с сука и похоронил у себя за домом. Когда Прэйл вышел из больницы, он попытался собрать небольшую группу, чтобы отомстить моему отцу, но к тому времени все уже знали эту историю, и никто не проявил желания встать на сторону Прэйла. А в одиночку ему с отцом связываться не хотелось.
Девушка погасила в песке сигарету. Она сказала слегка сдавленным голосом:
— Невеселая история. Может быть, расскажете еще что-нибудь, чтобы окончательно испортить мне настроение?
— Наверно, мне следовало придумать другой конец.
— Нет. Конец как раз вышел замечательный. Особенно мне понравились пять центов за пулю.
— Из этой истории трудно извлечь какую-то мораль. Разве ту, что если вы не похожи на других, то можете попасться на глаза коллекционеру.
— Когда прилетят марсиане, я надеюсь, что они будут коллекционировать людей и набивать из них чучела.
— Если только они подойдут к их интерьеру.
Она грустно улыбнулась:
— Наверно, мои слова звучат слишком свирепо. Как вам удается так долго сидеть в такой позе?
— Это наш местный обычай. Когда мы являемся к кому-нибудь в гости, то не заходим в дом. Вместо этого мы устраиваемся во дворе на корточках и строгаем палочку.
Она встала и надела купальную шапочку:
— Пора мне уплывать от вас, защитник енотов.
Я вошел в воду, когда она была уже в ста футах впереди. Я не торопился, понимая, как глупо буду выглядеть, если попробую устроить с ней что-нибудь вроде соревнования. В моей манере плавать нет ни красоты, ни скорости, ни стиля. Я могу плыть хоть целый день, но никогда не выиграю никакой медали. Она же двигалась как профессиональная пловчиха, которая сильными взмахами быстро сокращает дистанцию в олимпийском бассейне.
Подняв голову, я увидел, что она перевернулась на спину и плывет в пятидесяти футах от меня. Я прибавил скорости, догнал ее и поплыл рядом.
— Вот черт, — сказала она. — Белый енот меня преследует…
Голос ее оборвался от внезапной боли и удивления. Она чувствовала себя в воде как рыба, но сейчас вдруг стала барахтаться и тонуть.
Я быстро нырнул под воду, чтобы посмотреть на нее снизу. Иногда в залив заплывают песчаные или белые акулы. Это бывает довольно редко. В таких случаях акулы приводят в замешательство наших ихтиологов, пожирая буквально все, что попадается им на пути. Но сейчас в прозрачной воде никого не было. Я мог разглядеть песчаный узор на дне в двенадцати футах под собой. Ее правая нога была сильно согнута в колене, икра вздута и сведена, стопа неестественно вывернута с поджатыми внутрь пальцами.
Я вынырнул на поверхность рядом с ней. Ее лицо стало серым под загаром, но я видел, что она не испугалась. Она даже попыталась улыбнуться.
— Судороги, — сказала она.
— И еще какие. Первый класс!
— Господи! Как больно.
Боль стерла улыбку с ее лица.
