В тот же вечер я был наказан за то, что выместил свое плохое настроение на Скотти Гэнтри. Я разделся и лег в постель, поставив будильник на самый ранний час, чтобы завтра успеть на свой чертов пляж. Перед сном я решил полистать журнал. Там была статья о Гавайях, с цветными снимками. Я перевернул страницу, и с фотографии мне улыбнулась Джуди. Это было похоже на то, как если бы я забыл, что болен плевритом, и попытался сделать глубокий вдох. Только вся боль была у меня в сердце.
На ней был усыпанный звездами голубой купальник. Она сидела на крышке люка и со счастливым видом улыбалась в объектив. Капли воды блестели на ее медовой коже. Рядом стоял высокий блондин, года на полтора ее постарше, и смотрел на нее с ослепительной улыбкой. Позади были видны перила яхты, голубая вода и тропический пляж.
«Миссис Тимоти Баррис Фалтер, в девичестве Джуди Колдуэлл, одна из самых очаровательных молодых хозяек на наших островах, вместе с дочерью Гретхен находится на борту семейной шхуны „Девушка Халекулани“. Тим Фалтер, известный гавайский архитектор, с помощью своей очаровательной жены часто развлекает своих клиентов и друзей поездками на дальние острова. Шхуна на десять спальных мест, не считая кают для капитана, его помощника и стюарда, была построена два года назад в Калифорнии по специальному заказу мистера Фалтера».
Я знал, что она уехала в другой штат. Я даже слышал ее новую фамилию, но постарался ее забыть, вызвав что-то вроде приступа амнезии, который мне уже не удастся повторить во второй раз.
«В девичестве Джуди Колдуэлл…»
И никакого мистера Сэма Брайса. Полное молчание о трех годах и трех месяцах, проведенных замужем за Сэмом. Я был начисто вычеркнут из ее биографии, как будто я был в ее жизни какой-то детской болезнью. Она болела свинкой, коклюшем и Сэмом Брайсом.
Я представлял, как должен был обрадоваться новому замужеству ее надменный папа. Когда Джуди вышла за меня, это вызвало у него не больше радости, чем если бы он узнал, что его дочь живет на дереве вместе с обезьяной. Он поставил на ноги и бросил в бой целый батальон адвокатов, и ей удалось предотвратить аннулирование нашего брака, убедив его, что, если он не прекратит свои атаки, она покончит с собой. Но все-таки он на этом не успокоился и подослал ко мне своего человека, какого-то невзрачного, долговязого и нерешительного типа, который показал мне чек с таким количеством нулей, что при взгляде на него кружилась голова. Он не понимал, что одна минута, проведенная вместе с Джуди, стоила в моих глазах больше этой суммы.
Но потом наш брак подошел к неизбежному концу, и она вернулась на свой прежний курс, благополучно восстановив подпорченный мною имидж.
Теперь она улыбалась мне с залитой солнцем палубы улыбкой профессиональной фотомодели. Я швырнул журнал об стену и выключил свет, но она по-прежнему была передо мной и продолжала улыбаться.
— Видишь, Сэм, — говорила она. — Теперь у меня все хорошо. Жаль, что с тобой так получилось, но я не могла поступить иначе. Наверное, я все-таки любила тебя, но ты уже не мог платить по счетам. Тебе самому бы не понравилось то, во что я неизбежно превратилась бы, останься я с тобой.
Пока с деньгами у меня было все в порядке, ее папаша, Дэймон Колдуэлл, выплачивал своей дочери солидное содержание. Оно было больше, чем все, что я мог заработать, рискуя вышибить себе мозги на воскресных матчах. Все ее деньги уходили на одежду, автомобили, развлечения. Мои доходы покрывали остальное. Но как только меня выгнали, этот маленький ублюдок перестал ей платить. Наверное, когда он это придумал, на его губах была улыбка, если только он не боялся, что кто-нибудь увидит его кривые зубы.
Первое время она бросалась мне на шею, плакала и кричала, что никто не сможет нас разлучить. Она пойдет работать официанткой, будет мыть полы и ходить в лохмотьях. Возможно, если бы у нас были дети… Но в свое время мы решили, что пока не будем заводить детей, потому что они могут помешать нашей веселой жизни. Через месяц непрерывных истерик, сцен и нервных срывов она собрала свои вещи и перебралась домой в Уилмингтон, уверяя, что вернется, как только я найду работу. (Я все еще упорно перебирал пункт за пунктом в списке своих бывших преданных друзей.)
Потом я получил от нее страстное и сумбурное письмо без знаков препинания и с десятком слов на каждой странице. Я помчался в Уилмингтон. Утопая в слезах, она сообщила мне, что она скверная, что у нее нет характера, что она не может любить бедняка. Я так и не понял, собиралась ли она покончить с собой, уйти в монастырь, податься в актрисы, стать моделью, посвятить свою жизнь благотворительности, написать чувствительный роман или ухаживать за больными. Но она ясно дала мне понять, что в ее планах на будущее меня больше нет. На этой встрече она полностью выплакала свою вину и стыд. После этого она могла спокойно уйти. Принцесса снова возвратилась в замок, и стража подняла за ней крепостной мост.
В следующий раз со мной связался уже адвокат из Невады. Тогда я осознал, насколько глубоко меня выкорчевали из прежней жизни, и решил вернуться домой. Так обычно и бывает: либо ты взбираешься на вершину мира, либо ни с чем возвращаешься домой.
~~~
В четверг ранним утром, когда тусклый рассвет только начал окрашиваться в солнечное золото, а густой туман отделился от серой металлической воды, я обратил свой взгляд на южную сторону пляжа и увидел вдалеке маленькую фигурку явно женского пола (это было бы понятно и на вдвое большем расстоянии), гибкую и легкую в движениях, которая приблизилась к прибою и остановилась по колено в воде, чтобы поправить ярко-желтую купальную шапочку. После этого дамочка зашла немного дальше, погрузилась в воду и поплыла вперед плавными, ровными и красивыми движениями, которые достигаются только долгой тренировкой и стремлением к совершенству.
Я вошел в роль собирателя раковин: шагал вдоль небольшого вала по верхней границе прилива и укладывал в прихваченный с собой бумажный пакет самые красивые раковины. Я придерживался курса, который вскоре должен был пересечься с траекторией ее заплыва. Она все больше удалялась от берега, и я знал, что когда она оглянется, то обязательно увидит меня. Восходившее солнце все сильнее припекало мне плечи.
Скоро я оказался в пятнадцати футах от брошенного ею полотенца. Оно было махровое, лососевого цвета. На нем лежали новая пачка сигарет, узкая золотая зажигалка и солнечные очки в желтой пластмассовой оправе. Я изобразил охотника за раковинами, наткнувшегося на богатую добычу. Она повернула обратно. Я не двинулся вперед, пока не услышал, как она с плеском выходит из воды. В ее сторону я старался не смотреть.
Потом я увидел ее голые ноги рядом с тенью от моей склоненной головы. Ноги были красивые — тонкие и загорелые, с высоким подъемом.
— Простите, — сказал я, выпрямляя спину. Я засунул руку в пакет, где лежала Livona pica, и поднял голову, чтобы увидеть остальную часть ее тела.
Я уверен, что есть какой-то демон, который обитает в этом мире и тратит все свое свободное время и энергию на то, чтобы устраивать странные и необъяснимые совпадения, сбивающие с толку человеческие существа. Ему, наверное, очень нравится хватать за шиворот какого-нибудь бедолагу и ставить его перед таким сногсшибательным и жутким видением, что объяснить его можно только действиями некоей умной и зловредной силы. А пока жертва стоит, остолбенев от изумления, этот демон, вероятно, носится вокруг нее в воздухе и злорадно почесывает свой волосатый живот, заливаясь беззвучным хохотом.
