Эк сказал:
— Мы хотели собрать сегодня совет округа и разработать новый план, как терроризировать наше окружное начальство. Но пока это дело пришлось отложить. Мартини достаточно сухой на твой вкус, Сэмюел?
— В самый раз. Ты по-прежнему озабочен мирскими проблемами, Эк?
— Я бываю на каждом комитете, совещании или коллегии в радиусе пятидесяти миль, и избавиться от моих благодеяний труднее, чем от назойливого овода. Кто-то должен трудиться без отдыха, мой мальчик, иначе эти денежные мешки заасфальтируют все побережье, оккупируют каждую бухту и уничтожат все живые существа, не способные носить бумажник. При этом мне еще надо время от времени заниматься вопросами культуры.
Внезапно обычное оживление на его лице померкло, и он стал таким мрачным, каким я никогда еще его не видел.
— Но в последнее время, Сэмюел, меня все чаще мучает мысль о тщетности моих усилий. Впрочем, это началось уже давно. Я стал спрашивать себя, какого дьявола я сделал со своей несчастной жизнью. Я слишком рано получил кучу ученых степеней, и внутри меня что-то перегорело, а потом, тридцать лет назад, я приехал сюда, чтобы на год сделать передышку и написать книгу. Но я так ее и не закончил. А теперь я даже о ней не вспоминаю. Задумавшись о человеческом поведении, приходишь к философской проблеме, которая еще никем не была решена, — в чем истинный смысл существования? Спасибо Господу за моего предка-буканьера, который решил для меня проблему денег. У меня никогда не получалось делать деньги, ты сам это знаешь. Сейчас я занимаюсь тем, что оглядываюсь назад и подсчитываю свои ошибки. Одна из них — это ты.
— Большое спасибо, доктор Буш.
— Нет, я серьезно. Ты появился на свет в тот год, когда я начал брать в аренду лодку твоего отца и заодно пользоваться его услугами как инструктора и подневольного слушателя. В один из своих самых болтливых дней он произнес целых три предложения. Это был замечательный человек. Он с удивительной стойкостью переносил мою безостановочную болтовню. Наверное, я его этим забавлял. Потом мы стали с ним близкими друзьями, как это часто бывает с людьми, у которых нет ничего общего.
— Не считая рыбной ловли.
— Да, в те дни мы ловили настоящих монстров! Я с таким уважением относился к твоему отцу, что решил раскрыть необъятный мир воображения и мысли перед тобой, его единственным сыном. Это довольно трудная задача, если ребенок отличается крепкой мускулатурой, обожает игры и наделен рефлексами голодной пумы. Но когда ты стал старше, я разглядел в тебе ясный ум, способность мыслить и твердость духа. И тогда я подумал, что выиграл битву.
— Мне нравилось приходить сюда в дождливую погоду, Эк.
В гостиной безмолвно появился Киши и наполнил бокалы на длинных ножках.
Эк пожал плечами:
— Но это была только временная победа. Хотя я мог бы, наверное, победить окончательно. Но потом они оба… утонули, почти в тот самый день, когда тебе исполнилось пятнадцать лет.
— День рождения был в пятницу. Они утонули в воскресенье. Я тоже собирался с ними ехать, но потом решил остаться дома, чтобы покататься на мопеде, который мне купил отец.
— Вот тогда-то я и проиграл, Сэмюел. Твое горе было слишком сильным. Тебе было проще изматывать себя тренировками, мышечными нагрузками, чтобы едва оставались силы добраться до постели. В те годы ты потерял правильное представление о самом себе. Надеюсь, ты и сам это понимаешь. Ты притворщик, Сэмюел. Ты играешь роль простого парня, удалившегося от дела профессионального спортсмена — незамысловатого, большого, бесчувственного, с легкой горечью в глазах. — Он улыбнулся. — Мне кажется, ты платишь слишком большую цену за свое непритязательное и комфортное существование. Расти можно, только вступая в конфликты.
— У меня уже были все конфликты, которые могли мне пригодиться, Эк.
— В тридцать лет? Неужели, мой мальчик?
— Ты сам-то сильно изменился за последние тридцать лет?
Я пожалел об этих словах сразу, как только их произнес. В них прозвучало презрение, которого я на самом деле не испытывал. Я никогда не считал его просто маленьким смешным человечком.
— Туше! — сказал он весело, но его улыбка выглядела как хорошая подделка.
— Я не хотел этого говорить, Эк. Просто ты наступил мне на больную мозоль, и я тебе ответил.
— И попал в самую точку, мой мальчик. В молодости я имел поверхностный блеск, которого вполне хватало, чтобы изумлять крестьян, но у меня никогда не было ни настоящего характера, ни твердой почвы под ногами, а значит, не было возможности для творческого роста. Вот почему я не вернулся назад. Я почти уничтожил себя, чтобы стать отшельником в мире академиков. Что ж, как видишь, я вполне могу быть отшельником. И я этим доволен. Я рад, что мне так никогда и не удалось засесть за работу и написать ту книгу, которая должна была обнаружить… мою безнадежную тривиальность. Я здесь скрываюсь, как и ты, только прикрытие у меня получше. Надеюсь, что сейчас, когда мы оба сбросили маски, мой мальчик, нам будет легче говорить друг с другом.
— Мне неприятно слышать, как ты себя принижаешь, Эк.
— Только не надо сидеть и таращиться на меня с хмурым видом, словно ты страдающий грыжей буйвол. Уверяю тебя, что я не слишком переживаю о своей ущербности. Когда мне становится не по себе, я насаживаю на гарпун какого-нибудь общественного деятеля, опрокидываю его на песок и вспарываю ему кишки при всем народе. Это жестокий способ, но он мне помогает. Например, в прошлом месяце их охватил очередной приступ идиотизма, и они преспокойно собрались превратить публичный парк в собственность департамента дорожного строительства — организации, целью которой является методичное уничтожение любой растительности. Мы содрали с них кожу, крепко ее посолили и, когда они пообещали вести себя хорошо, позволили им убраться в собственной дубленой шкуре вместо нижнего белья.
Я почувствовал, что он старается вернуть себе хорошее расположение духа.
— Я пришел к тебе, Эк, потому, что тебе известно все и обо всех, кто здесь живет.
Мои слова ему польстили.
— Ну, это очень просто, мой дорогой. Я обладаю ненасытным любопытством, безупречной памятью, несравненным упорством и страстью к шпионажу и интригам. Не забывай, что я провел здесь тридцать лет, культивируя свои таланты. Но я не заурядный сплетник. Точнее, я незаурядный сплетник. Я беру только самое ценное и лучшее, чтобы потом воспользоваться этим в своей гражданской деятельности. Можно сказать, я занимаюсь хорошо организованным шантажом.
— Тебе известно, что Сис Гэнтри исчезла и ее разыскивает полиция?
Эта новость его поразила и шокировала. Он никогда не слушал радио и не читал газет, а в этот день никто не звонил ему по телефону. Я начал рассказывать ему сокращенную версию истории, но потом спохватился, что буду чувствовать себя гораздо лучше, если изложу ему полный вариант. Поэтому я остановился и вернулся назад, чтобы начать с самого начала, то есть с моих отношений с Сис…
