Он встал и вышел в спальню. Обратно он вернулся в моей старой бейсбольной кепке с низко надвинутым козырьком. На нем были большие солнцезащитные очки. Форма его лица тоже немного изменилась, и это сделало его практически неузнаваемым.
— Насчет кепки и очков понятно, но что ты сделал со своим лицом?
— Я положил вату между губами и деснами и еще засунул пару тампонов под скулы. От этого меняется и голос. Я слышал о таких штучках, когда сидел в лагере. Как ты думаешь, это сработает?
— Думаю, что да. Тем более, что никто из здешних жителей не видел тебя уже два года.
— Немного меньше, Сэм. Тринадцать месяцев. Помнишь, они разрешили мне приехать на похороны матери? Под охраной, разумеется.
— Я забыл об этом.
— А я нет. Я включу все это в счет, Сэм. Товар продан, осталось получить деньги. Как только у меня появится возможность, я расплачусь с тобой.
— Забудь об этом, ради бога.
— Я не знаю, что бы я делал, если бы ты не согласился мне помочь, Сэм. Я был у последней черты. Мне больше некуда было идти.
Он вынул вату изо рта, положил ее в карман рубашки, снял шляпу и очки и сел за стол, чтобы допить кофе.
— Тебя видели сегодня в два часа ночи в паре миль отсюда. Перекресток Касс-роуд. Теперь полиция прочесывает весь район.
Он уставился на меня, потом с досадой выругался:
— Я тогда слишком устал, чтобы думать об опасности. Ветер заглушил шум подъезжавшей машины, и я, как идиот, оглянулся на свет, когда она появилась сзади. Боюсь, это меняет дело к худшему.
— Если бы я знал твои планы, возможно, я сумел бы дать тебе дельный совет.
— Например, сдаться полиции? Я не хочу больше никого впутывать в свои дела, Сэм. Я не имею права кого-нибудь об этом просить.
— Одна женщина сказала мне сегодня утром о своей уверенности в том, что ты не совершал никаких преступлений. Она вспомнила о тебе, так как слышала по радио, что тебя видели в нашем районе.
— Какая женщина?
— Сис Гэнтри.
— Значит, она вернула себе свое девичье имя? Я надеялся, что так и будет.
— Она обратилась в суд, и он вернул ей прежнюю фамилию.
Он посмотрел куда-то сквозь меня, и выражение его лица смягчилось.
— В детстве я дружил с двумя ребятами из их семьи. Они были моими ровесниками, Билли и Сид. Так я познакомился с Сис. Я ее часто видел, но не обращал на нее внимания, пока мне не исполнилось лет четырнадцать, а ей уже было восемнадцать. И тут я на ней просто помешался. Господи, как я ненавидел тех двух больших парней, с которыми она встречалась! Когда она появлялась рядом, я не мог дышать и едва не падал в обморок. День, в который мне не удавалось ее увидеть, побыть около нее, я считал потерянным. Я часами напролет предавался самым необузданным мечтам. Представлял себе разные вещи — и прекрасные, и грязные. Знаешь, как это бывает у подростков? Наверно, она догадывалась о моих чувствах. Иногда она меня слегка поддразнивала, и тогда я так краснел, что лицо мое, казалось, вот-вот взорвется. Сэм, ты помнишь остров Групер?
— Конечно.
— Сис, одна из ее подруг по имени Луиза и еще какая-то девушка, которую я не помню, плавали в жаркую погоду на этот остров в маленькой шлюпке Луизы, чтобы устраивать пикники и купаться в море. Потом до меня дошли слухи, что они раздеваются там догола, чтобы загорало все тело, и это едва не свело меня с ума. Я узнал, когда они поплывут туда в следующий раз, встал в этот день чуть ли не затемно, перебрался на другой берег и спрятался в мангровых зарослях, чтобы они не могли меня заметить. Они появились на пляже ближе к полудню, и я занял самый выгодный наблюдательный пост.
Солнце пекло немилосердно. Они расположились прямо передо мной и, прежде чем я успел к этому подготовиться, расстелили одеяла, сбросили с себя все до последней нитки и стали натираться маслом для загара. В первый момент, увидев всю красоту Сис Гэнтри, я подумал, что умру от желания и любви. Рядом с ней две ее подруги казались тощими ощипанными курицами. Они пошли в воду, чтобы немного охладиться, потом вернулись на берег и снова стали загорать. Я хорошо спрятался, хотя сидел всего в двадцати футах от их одеял. К тому времени как Сис в третий раз пошла купаться, я уже мог смотреть на нее почти без дрожи. А когда они втроем уселись на одном одеяле и начали болтать и смеяться, поглощая сытный обед, я понял, что я самый голодный, измученный жаждой и искусанный насекомыми мальчишка во всем штате Флорида.
День уже клонился к закату, когда она пошла искупаться в десятый или пятнадцатый раз, и к этому времени мне было все равно, насколько она хороша. Правда, я все-таки продолжал смотреть, наверно, больше из чувства долга перед самим собой, но с куда большим удовольствием и пользой я бы выпил стакан ледяной воды. Я не мог оттуда выбраться, и мне оставалось только ждать. Я понимал, что, если они узнают, что я был здесь, для меня это будет хуже смерти.
Наконец солнце коснулось горизонта, и девушки отправились обратно. Я думал, что после этого мне уже больше никогда не захочется смотреть на обнаженных женщин. Они не оставили мне ни крошки хлеба, ни капли кока-колы. Я провел на этом острове одиннадцать часов и последние семь пролежал на животе, без воды и пищи. Когда я вернулся домой, я почувствовал, что постарел на семьдесят лет, а вид у меня был такой, что моя мать испугалась. Но потом, увидев, с какой жадностью я набросился на еду, она успокоилась.
Встретившись с Сис на следующий день, я понял, что моя великая любовь исчезла без следа. Я не только не хотел видеть то, что находится у нее под платьем, но старался как можно скорей об этом забыть. До сих пор, закрывая глаза, я вижу, как она идет по песчаному пляжу к своему одеялу. Это было года за два до того, как она вышла за этого ублюдка.
Чарли Хейвуд вздохнул и подавил зевок.
— Сис заслуживала гораздо лучшего. Она все та же, что прежде?
— Если в окно нашего офиса впрыгнет сбежавший из цирка тигр, она выбранит его за разбитое стекло, почешет за ухом, переведет через улицу и накормит бифштексом.
— И она уверена, что я невиновен?
— Так она мне сказала.
Он встал:
— Я помою посуду и пойду посплю. Ты опять уедешь?
— Да, я вернусь в начале седьмого. — Я посмотрел на часы. — В половине восьмого уже стемнеет, и можно будет отвезти тебя в город. Где тебя высадить?
— Мне еще надо об этом подумать, Сэм. Когда мы поедем, я тебе скажу.
Я оставил ему сигареты, снова запер дом, поехал в город и, миновав мост, остановился у подъезда офиса рядом с Оранжевым пляжем. В конторе уже не было ни Сис, ни Дженни Бенджамин. Я знал, что на работе нет и босса. Он взял летний отпуск и уехал ловить рыбу в Канаду, где у него был охотничий домик. Был Винс Эйвери, который, для большей убедительности понизив голос, вел беседу с хорошо сложенной клиенткой. У Винса всегда гуляет ветер в голове, и он делает все для того, чтобы как можно больше походить на молодого Кларка Гейбла, с которым у него есть природное сходство.
