Каким образом в мозгу проклюнулось решение – Юрик потом не мог вспомнить, как ни старался. Впоследствии, обмозговав ситуацию с разных сторон, он пришел к выводу, что найденное им решение было, возможно, не единственным. А впрочем, какая разница? Главное, оно было верным.
* * *
Растак метался в полном бессилии. Кто ж после похода шестилетней давности не знал, что Дверь племени Выдры кочует над склоном приметного холма, из-за чего соседям пришлось немало поработать, связав бревна в огромный помост, лишь одним краем касающийся склона. Такие помосты или даже насыпи вовсе не редкость – Двери нет дела до земной поверхности, чтобы следовать ее прихотливому рельефу, она вообще не замечает ничего в своих медленных петлистых блужданиях. Как оказать помощь смежному миру или получить помощь оттуда, если Дверь окажется на высоте двух, а то и трех человеческих ростов? Вот и громоздят что ни попадя: кто курган с плоской вершиной, кто такой вот помост на сосновых столбах…
Шесть лет назад воины Земли, мстя Выдрам за набег, разорили их селение, угнали стада. И вовремя отступили, увидев издали, как отсюда, с этого самого помоста горохом посыпались чужие свежие воины, появляющиеся словно бы ниоткуда – из едва заметного на расстоянии дрожания воздуха. Говоря по правде, тогда пришлось отступить очень быстро, чуть ли не бежать, бросив часть добычи. А почему? Растак много раз задавал себе этот вопрос. Да потому, что позарились как раз на добычу, упились местью в селении, вместо того чтобы стремительным броском захватить Дверь!
Время прошло, и ошибка исправлена. Но кто же знал, что Выдры тоже не станут ждать бездумно и замкнут свой помост в частокол?!!
Много ли воинов успело укрыться за частоколом? Может, полтора десятка, может, и два, но уж никак не больше трех. Совершенно недостаточно для долгой обороны, но в том-то вся штука, что продержаться им надо максимум час, никак не больше…
Было бы время натаскать валежника – вождь без колебаний приказал бы спалить частокол заодно с помостом. Сколь ни поливай бревна водой, дерево есть дерево, его всегда можно сжечь, имея в достатке сухое топливо. Но, видимо, и Выдры учли такую возможность, поскольку начисто свели окрестный лес, не оставив на холме ничего, что могло бы гореть.
Растак скрипел зубами точно так же, как в битве с плосколицыми, – опять все было против него. Впереди стена, сзади уже виден приближающийся отряд воинов Выдры, и ведет его, не иначе, сам Култ, вождь и великий воин, не забывший старые счеты с людьми Земли. Еще несколько минут бессильного топтания – и союзному войску племен Земли и Соболя придется просто-напросто уносить ноги. Нет, Выдры не очень многочисленны, шесть лет назад их основательно проредили, к тому же часть мужчин племени наверняка ушла на равнину – бить в ручьях острогами лучшего лосося, что идет на нерест на исходе лета… нет, численно враги никак не превосходят его, Растака, войско. Фаланга, даже наполовину составленная из необученных Соболей, размечет их играючи. Можно оставить перед частоколом десятка два стрелков, оберегая фалангу со спины, но много ли в том толку, когда сквозь открытую – наверняка уже открытую! – Дверь вот-вот ворвется сотня-другая свежих воинов из чужого мира, помнящих святость Договора, алчных до добычи… Тогда фаланга окажется вроде пригоршни зерна между ступой и пестом.
А не пора ли уже отходить? Еще можно успеть пограбить селение Выдр, заткнув рты ропщущим… Безумен, трижды безумен он был, когда не послушал старого колдуна Скарра да еще угрожал ему! Порядок в мирах неизменен, не ему, заурядному вождю слабого племени, одного из десятков племен людей одного языка, мелкой букашке, нарушать его! Плохой порядок, обидный порядок – но порядок…
– Сложите оружие, вам сохранят жизнь! – гаркнул Растак, пытаясь перекричать гул собственного войска. – С нами непобедимые воины! На что вы надеетесь?!
Он не желал признаться себе, что сам надеется только на чудо.
Что это слышно из-за частокола? Неужели хохот? Издевательский хохот над ним, Растаком, победителем Соболей?!
А через минуту придется поворачивать воинов спиной к частоколу…
– Вит-Юн! – крикнул вождь.
Непобедимый богатырь топтался, как все, и, не зная, что делать, сжимал в правой руке свое грозное, но бесполезное оружие, а пальцами левой руки временами ощупывал синий распухший нос. По всему было видно, что он не расположен думать за вождя и вообще предпочел бы сейчас отдыхать дома, потребовав в землянку жбан пива и ломоть жирной дичины. Мало ему было отдыха на носилках! И собственный распухший нос волновал его куда сильнее удачи похода, легенды о непобедимости великого воина и судьбы великих замыслов вождя.
Одно мгновение Растаком владела бешеная ярость – нахлынула волной и откатилась, потому что в следующее мгновение хлипкотелый Юр-Рик совершил то, до чего не додумался никто в войске, включая вождя, а если и додумался бы каким-то чудом, то не решился осуществить. Мелькнул грязно-оранжевый рукав, взлетели пальцы, сложенные для щелчка, и богатырь, отшатнувшись, помотал головой. Затем он взревел, как ревет зимний шатун-стервятник, когда охотники разом берут его на рогатины, и кинулся на Юр-Рика.
* * *
– Ну врежь мне, если хочешь, – говорил взъерошенный Юрик двумя часами позднее, подставляя спину огню догоравшего «форта». Вечер выдался прохладным. – Как раз сейчас самое время, никто на нас не смотрит. Мне, фельдмаршал, о своем авторитете тоже думать надо. А лучше остынь. Как бы мы иначе взяли эту хреновину?
Витюня осторожно пощупал нос и зашипел от боли.
– А по-другому никак нельзя было? – проворчал он несколько гнусаво.
Юрик картинно развел руками:
– Ты мне подскажи, как тебя по-другому привести в рабочее состояние, и я в следующий раз попробую. Тоже мне батыр. Сила слоновья, а драться не хочешь. Тебя для чего сюда взяли, а?
Витюня посопел. Нос пылал, словно в нем гнездился десяток зрелых фурункулов. Но не бить же из-за этого шустрого мозгляка! Тем более Витюня втайне признавал его правоту. В самом деле, не стал бы он драться, если бы не получил обидного и болезненного щелчка по распухшему носу. Ну не хотелось совершенно…
Коварно подкравшись, царапали угрызения совести. Ведь догнал бы – убил, ей-богу! Мало того, что укокошил бы приятеля, так еще остался бы один среди дикарей в этом дикарском мире, и, скорее всего, навсегда.
В первый момент законной ярости, когда нос пылал неугасимой болью, а руки тянулись размозжить гаденыша, Витюня даже не подумал, что «гаденыш» избрал для бегства очень уж неподходящее направление – прямо под частокол. Он начал соображать что-то, лишь когда заточенный, как пика, лом намертво засел в свае, расщепив ее повдоль, и юркий, как угорь, Юрик выскочил из-за своего полуразрушенного укрытия, заорав прямо в ухо: «Круши!» Витюня, удивившись, крутанул лом – инструмент погнулся, но не выдержала и свая, доломавшись с оглушительным треском. Помост слегка просел, качнулись над головой связанные ремнями тонкие бревна частокола. Из сотни глоток позади вырвался рев восторга. А Юрик уже перебежал к следующей свае и прятался за нею, вообразив, наверное, что Витюня такой пенек, что даже сейчас не поймет, что от него требуется…
