Павлик Антокольский был любимым другом и Маргариты Алигер, которая часто сюда забегала, и Луговского, и Белкиной, и Тарасенкова – его радушный дом многие годы притягивал всех.
До войны у Маргариты Алигер был такой же молодой, как и она, муж, его звали Константин Макаров, он был композитором, которого знал и любил Шостакович (это я узнала из писем), у него могло быть большое будущее, но он был убит на фронте в первые месяцы войны. А пока он еще был жив, молодая пара то ссорилась, то мирилась. Вечерами друзья подолгу играли в карты, смеялись, Маргарита вставала и говорила: “Ребята, пора спать, завтра утром комсомольское собрание”.
Потом у них родился мальчик и, кажется, не дожил до года. Маргарита страдала, хотела ребенка и перед самой войной родила девочку Таню. Началась война. Крохотную девочку Маргарита сама отвезла вместе с матерью через Чистополь в Набережные Челны, а затем вернулась в Москву, где писала патриотические стихи, а узнав о подвиге Зои Космодемьянской, собирала материал о юной партизанке, ездила в село Петрищево. Потом говорила, что, когда сочиняла поэму, чувствовала себя так, будто бы это ее повесили.
Скоро пришла похоронка. Костю убили. Мария Иосифовна рассказывала, что последняя видела его; они встретились в очереди за гонорарами в Худлите. Был в гимнастерке, грязный, весь заросший щетиной. Она бросилась его целовать, а он не удержался и напомнил ей, как она презирала небритых мужчин. Она смеялась и плакала. Больше его никто не видел.
Маргарита часто уходила из своего промерзшего одинокого дома в теплую квартиру Павлика Антокольского в Большом Левшинском. Там она встретила Фадеева, который жил у поэта, приходя в себя после воспаления легких, забывая на время свою чиновничью жизнь. Так начался роман. А потом в холодном и страшном 1943 году родилась девочка Маша с глазами Александра Фадеева. В той истории каждое событие было причиной последующего, приводило в движение какой-то невидимый механизм, действие которого еще было непонятно для всех участников трагедии и более всего – для девочки Тани, живущей в эвакуации и не подозревающей о потере отца и рождении сестры.
Какие-то фрагменты этой истории и попали в книжку. Поэтому я оказалась в квартире Маргариты Алигер, и Настя дала мне посмотреть бабушкины записные книжки, дневники и письма. Их квартира была на верхнем этаже, выходя окнами во двор; из них хорошо была видна кухня Марии Иосифовны на пятом этаже, балкон Луговского с облупившейся деревянной совой, а сбоку – узкие оконца квартиры Пастернака. Этот дом для меня становился всё больше и больше книгой с непрочитанными страницами.
Когда в 1938 году Мария Белкина стала женой Тарасенкова, она вошла в среду его молодых литературных друзей. Он был ответственным секретарем журнала “Знамя”, его окружала комсомольская поэтическая молодежь. Маргарита Алигер в то время только закончила Литинститут. Однажды они завалились к новобрачным (Маше и Толе) с друзьями – Женькой (Долматовским), Данькой (Даниным) и Коськой (Макаровым) – в Конюшки. О том вечере я прочла в дневнике Маргариты Алигер. Она возмущалась буржуазным домом Белкиных, сервизом на столе, мебелью красного дерева, прислугой.
Когда я прочла эти страницы из 1938 года Марии Иосифовне, она хохотала до слез.
– Отец был художник, он любил красивые вещи и иногда покупал что-то на толкучках. Красное дерево осталось от гробовщика Белкина (ненастоящего дедушки), а прислугой была деревенская женщина, домработница, как у всех тогда.
Но эти заметки были написаны сгоряча. Скоро Мария Белкина и Маргарита Алигер стали подругами. Друзья бывали у них в доме в те же дни, когда туда приходила Марина Цветаева с Муром. Однако они не пересекались.
Однажды, уже в девяностых, Мария Иосифовна возвращалась домой, и ей неожиданно стало плохо с сердцем. Она опустилась на ступеньки перед подъездом. Дальше следовал уже рассказ Насти. Настя увидела пожилую даму с благородным лицом, страшно бледную; было ясно, что ей нехорошо. Настя предложила проводить ее до двери. Та согласилась, и они поднялись к ней. Настя предложила Марии Иосифовне позвонить в “скорую”, но та резко ответила: “Вызывайте, но я никуда не поеду!” Приехавший врач сделал укол и уехал. Настя не уходила, ждала, пока та придет в себя; дама показалась ей очень строгой. Они разговорились. И тут Мария Иосифовна поняла, что перед ней внучка Маргариты Алигер; это ее поразило. Она помнила маленькую, рано осиротевшую девочку, которая переходила в той семье из рук в руки.
Так они подружились.
Настя рассказывала:
– Бабушка не любила маму, главным ребенком в семье была Маша. Таня Макарова и Маша, дочь Фадеева, несмотря на небольшую разницу в возрасте, не ладили. Маша была любима, обласкана, хорошо училась, была до поры до времени очень послушным ребенком. Таня – несносна, пропускала занятия, рано начала курить, бросила школу. Про Машу говорили, что у нее великое будущее, а на Таню махнули рукой. Таня тайно, но истово обожала мать, сама писала стихи и сказки и больше всего на свете хотела, чтобы мать обратила на нее внимание. Убежала из дома, несколько раз выходила замуж. О ее стихах и сказках Чуковский сказал, что она пишет лучше, чем мать, что вызвало возмущение у Маргариты.
Маша выросла. Она была красива, но холодна. Привыкла к любви, но не научилась любить сама. Таня же, напротив, была горячей, страстной, чувственной и тоже очень красивой. Однако ей не раз случалось попадать в психиатрические клиники. Мария Иосифовна рассказывала, что первая трещина между ней и Маргаритой случилась из-за Тани.
– Я не могла видеть, что одного ребенка любят, а другого нет. Я ей прямо так и говорила.
Однажды она пошла навестить в клинику свою подругу Евгению Таратуту, которую после допросов на Лубянке, где ее били по голове, мучили ужасные головные боли. И вдруг в коридоре навстречу ей с криком бросилась Таня:
– Тетя Маша!
– У меня упало сердце, – глухо сказала Мария Иосифовна.
Таня была красива библейской красотой. Она умерла тридцати трех лет от рака крови. Осталась маленькая Настя. Она росла тяжело, то у одной бабушки, то у другой. Приходила в дом, снимала кофточку:
– Я сегодня ночую у вас?
Маргарита тяжело пережила смерть старшей дочери, понимая всю свою вину перед ней. Маленькая и хрупкая, уже немолодая, она вышла замуж за Черноуцана, заведующего в ЦК отделом культуры. В то время Маша уехала со своим мужем-поэтом в Англию. Скоро они развелись, а Маша получила большое состояние. Но счастья не было. Она возненавидела мать за то, что та вышла замуж, да еще за партийного чиновника. Приезжая в Москву, останавливалась у знакомых, избегала и в то же время изводила мать. Не могла понять, почему в ней перестали нуждаться, интересоваться ею в стремительно меняющейся Москве. В 1991 году в канун дня рождения матери она повесилась в своем особняке. На похороны поехала Настя. Когда она вернулась, бабушка сказала:
– Передай Маше, чтобы она не выдумывала, все равно я буду любить ее.
Настя обмерла – она ведь привезла вещи, свидетельство о смерти.
