– Ты, конечно, необыкновенно мила, – смягчился художник, – но предполагаю, что твой образ ни в коей мере не мог бы пленить необыкновенную Эльзу.
«Эльзу? Он ведет меня к какой-то Эльзе? Кто это? Еще одна Аманда? Или просто родственница? Или подруга? Что мне там делать и зачем я вообще туда иду?»
– Все в целом симпатично, – продолжал рассуждать Дали, – но ни одной изюминки. Ни шляпы в виде отбивной, ни телефонов в ушах, ни омара на платье. – Он поморщился и с досадой покачал головой.
Анна, онемев, смотрела на художника. Маэстро сошел с ума? Какая отбивная? На голове? Мясо?! Хотя если Дали так восхищался тем, что Аманда Лир напялила на себя акульи челюсти, то и стейк вместо шляпки должен ему понравиться. Девушка невольно провела рукой по голове, словно хотела убедиться в том, что ее не украшает немыслимая отбивная.
– Впрочем, – художник снисходительно улыбнулся, – мы не на званый прием идем, так что можно выглядеть и без должной экстравагантности. Лицо, конечно, официальное, но в домашней обстановке тоже не придерживается регламента. Я говорил тебе, что собирался встречать Гала и Поля в полосатом купальном костюме, обвешанном бубенчиками, которые колыхались и звенели при каждом движении?
– Нет. Вы упоминали только, что собирались подушиться парфюмом с неприятным запахом, но по счастливой случайности передумали.
– Я и про бубенчики передумал, как только увидел Гала. Я не мог позволить себе появиться в таком виде перед дамой сердца. Я и теперь считаю, что всякому случаю должна соответствовать конкретная одежда. К счастью, сейчас Дали выглядит безупречно.
Он был совершенно прав. Ни белоснежная рубашка, ни вельветовый пиджак, ни брюки-дудочки, ни дорогие туфли – ничего не пострадало и не испортилось от целого дня бесконечных прогулок. Обувь была безукоризненно чистой, а одежда сидела так, будто маэстро только что облачили в нее известные модельеры и выпустили на подиум.
– Простые элегантные лодочки и маленькое черное платье смотрелось бы уместнее, но если я предложу купить… – Он вопросительно взглянул на Анну.
– Нет-нет! – тут же воскликнула девушка и даже невольно выставила вперед руки, словно хотела оттолкнуть это бестактное предложение.
– Я так и думал. Похвально, хотя снова недальновидно. Из платья, купленного самим Дали, можно было бы выжать многое.
– Я не хочу ничего выжимать.
Дали понимающе кивнул.
– Вот там направо и почти пришли.
– Так ваша… – Анна замялась, – Эльза сильно разозлится, увидев меня в таком виде?
Художник остановился и спросил удивленно:
– Эльза? Какая Эльза? При чем тут Эльза?
– Вы сказали, что мой образ без телефонов в ушах и мяса на голове не понравится Эльзе.
– А! – теперь Дали смотрел на Анну в крайней задумчивости. – Но разве я говорил, что мы идем к ней?
– Нет.
– Да, было бы весьма странно предлагать тебе прогуляться в Тунис.
– В Тунис?
Дали вздохнул и двинулся дальше, жестом предложив девушке следовать за ним:
– Я и забыл, с кем имею дело. Откуда ты можешь знать имя великой Эльзы Скиапарелли, если свою последнюю коллекцию одежды она представила в пятьдесят четвертом? Теперь она воспитывает внуков и подолгу живет в Тунисе. Говорит, что местный климат идет на пользу восьмидесятилетним старушкам. Вот уж она, в отличие от тебя, сумела обратить знакомство с Дали не только в дружбу, но и в деньги.
«Он считает наше знакомство дружбой?» – заискрилась в голове у Анны счастливая мысль.
– Признаюсь, Дали тоже извлек из этого сотрудничества свою долю успеха. Сумочки-телефоны, как и сережки к ним, были в Париже конца тридцатых годов популярны так же, как и теперь аксессуары от Шанель. А шляпки в виде отбивной или таблетки аспирина пользовались успехом у самых отъявленных модниц. Но больше всего, конечно, повезло знаменитому белому платью с нарисованным омаром и петрушкой. Его после показа приобрела Уоллис Симпсон. Это имя тебе о чем-то говорит? – В его тоне не было высокомерия, и Анна без стеснения пожала плечами.
– Герцогиня Виндзорская. Чтобы жениться на ней, наследник английского престола Эдуард отрекся от короны. Надо ли сомневаться, что весь свет следил за тем, что носит женщина, которая так вскружила голову столь знатной персоне. Спрос на платье был просто огромен. Странно, что ты ничего о нем не слышала. – Нотки обиды все же проскользнули в его голосе.
– В альбоме были только картины, – напомнила Анна о своей учебе в художественной школе, – а матушка моя модой никогда не интересовалась. Знаете, она очень хорошо шьет и вяжет, – призналась девушка. – Вот эту блузку тоже сшила она.
Дали снова посмотрел на одеяние Анны и, очевидно, вспомнив, что перед ним всего-навсего бедная девушка, а потому поняв всю нелепость своих обид, сказал:
– Что ж, если нарисовать на этой вещице омара, ее, пожалуй, даже можно будет назвать стоящей. Он остановился у ворот большого дома и торжественно объявил:
– Пришли!
Анну охватила паника. Никогда прежде не приходилось ей не то что бывать, но даже проходить мимо таких шикарных особняков. К дому вела подъездная аллея, обрамленная кустами олеандров. Сад пестрел бугенвиллеями, гибискусами и еще какими-то дивными цветами, название которых Анна не знала. Посреди сада журчал небольшой каменный фонтан: два дельфина, застывшие в высоком прыжке. Небольшую парадную лестницу в шесть-семь ступеней подпирали изящные колонны. Девушка не смогла сдержать возгласа восхищения:
– Как красиво!
Дали подтолкнул ее к воротам и пробурчал что-то вроде того, что красиво у него в Порт-Льигате или у Гала в Пуболе, а это вполне обыкновенное строение в духе классицизма, которое, конечно, может поразить своей монументальностью, но вот восхитить – увольте. Художник нажал кнопку звонка на воротах, и не успели они подойти к лестнице, как входная дверь распахнулась и им навстречу вышел человек, которого Анна сразу узнала. Она смутилась. Это был тот самый господин, с которым Дали поругался утром на площади. «Что теперь будет? Продолжение неприятной сцены? Художник решил призвать ее в свидетели своей правоты?»
– Сальвадор! – В голосе хозяина дома не было неприязни. Напротив, звучал он радушно и гостеприимно. – Ты мог бы предупредить, и мы подождали бы с ужином. Такая честь для нас, – и крикнул в глубь дома: – Дорогая, тут Сальвадор!
– Рамон, это Анна-Мария Ортега Буффон. – Художник показал на девушку. Анна подумала, не стоит ли склониться в реверансе перед человеком, у которого такой дом, но ограничилась осторожным кивком.
– Анна, имею честь представить, – улыбнулся Дали и сделал многозначительную паузу, перед тем как разразиться сенсацией, – Рамон Гуардьола Ровира – мэр Фигераса, мой друг и человек, который вот уже десять лет бьется над созданием моего музея.
Если бы в этот момент рот Анны был открыт, она определенно забыла бы его захлопнуть. Мэр взял ее за руку и учтиво поцеловал, чем вогнал девушку в еще большее смущение.
