Кошмар.
Правда, твердиане – люди обстоятельные, этого у нас не отнять. И с самодисциплиной у нас все в порядке, когда есть общая цель. Надежда на успех у меня все-таки была – пусть смутная, пусть зыбкая, но лучше уж такая, чем никакой.
– Не страшно? – шепнул я одному из бойцов.
Тот лишь пожал плечами в ответ и пробормотал, что все в воле Аллаха. Почудилось что-то знакомое. Ба, да я знал его! Старший брат несчастного Джафара, не тот, который тронулся умом после обработки в полиции, а другой. Помнится, у Джафара было несколько братьев, и все на «д». Как этого-то зовут: Джамаль, Джавдет?..
– Дауд, – напомнил он, когда я не постеснялся прямо спросить его. – Я тебя помню. Ты был с Джафаром, когда он погиб.
– Да.
– Ты убил его?
Спрошено было бесстрастно – и с таким же бесстрастием я был бы зарезан, уверься Дауд в том, что именно я был причиной смерти Джафара. Пусть бы его потом расстреляли, пусть даже вся операция оказалась бы под угрозой срыва – плевать. У махдистов, даже адаптивных, своя логика.
– Нет. Не я.
– Ты не смог его защитить?
– Да.
– Как он умер?
– Я ведь уже рассказывал. Дикий кот. Я убил кота, но было поздно.
– Ложь.
Я вздрогнул.
– С чего ты взял?
– Просто чувствую, – сказал Дауд. – Я верю, что ты не убивал Джафара, но и кот его не убивал. Мой брат умер иначе. Я хочу знать: как? Я много лет хочу это знать.
Вот еще эмпат на мою голову! Главное, очень вовремя! С его чутьем ему бы в контрразведке работать, а не в атаки ходить. Цены бы ему не было.
– Он погиб по недоразумению, – сказал я. – Никто не виноват.
– Это случилось при тебе?
– Да.
– Ты знаешь, где его могила?
– Да. Потом покажу.
– Как он умер?
– Был застрелен в голову. Никаких мучений.
– Кто его убил?
– Это трудно объяснить, – помявшись, сказал я. – Нужно время.
– У нас есть время. Кто его убил?
– У тебя, может, и есть время, а у меня его нет, – огрызнулся я. – Мне думать надо и наблюдать, раз я наблюдатель… Потом, солдат, всё потом, после операции…
Не знаю, почему я назвал его солдатом. Он им и был, а я представлял здесь Штаб, но есть вопросы, не решаемые при помощи субординации. Дауд все же замолчал, а я спросил себя: вправе ли я рассказать ему о разведчиках марциан, старавшихся не оставлять живых свидетелей их присутствия на Тверди? Ведь марциане теперь наши друзья. Эгоистичные, конечно, но ведь выбора у нас нет…
Там посмотрим, решил я. Еще не факт, что мы оба останемся живы, а если хоть один из нас погибнет, то вопрос снимется сам собой.
Иногда и война имеет свои преимущества.
Сейчас же капрал приказал продолжить марш– бросок, так что времени на тяжелые разговоры все-таки не было. Девять человек бежали гуськом друг за другом по извилистым звериным тропинкам в буше. Луна Малая ушла, и только темно-красный Карлик освещал фантастическую картину нашего бега. А ведь мы не особо спешили! Кому охота изодраться о колючки в кровь или, того хуже, напороться брюхом на острый сук? Нет, капрал вел подразделение с разумной скоростью, задавая правильный темп. Я замыкал. В зарослях шуршало и попискивало – какие-то звери разбегались от нас в панике. Даже голый и безоружный, но темпированный человек был бы здесь венцом пищевой пирамиды и смертным ужасом для других хищников.
На этот раз я устал не так сильно. Полтора субъективных часа небыстрого бега – с чего тут вымотаться до предела физических сил? Не тот повод. Однако на границе буша капрал вновь объявил двадцатиминутный привал. Далеко впереди, за кое-как распаханными и засеянными полями почти у самого горизонта тянулась ниточка железнодорожной насыпи единственной на Тверди узкоколейки с пассажирским сообщением: Новый Пекин – Новая Джакарта – Штернбург – Степнянск. Она так и осталась единственной. Километрах в сорока пяти левее лежал Степнянск. Огней города не было видно.
Зато не прошло и десяти минут субъективного времени, как далеко справа возник медленно движущийся огонек. Я понял, что это такое, лишь когда за ярким огоньком потянулась цепочка тусклых. Пассажирский поезд! Будь расстояние до насыпи поменьше, мы услышали бы пыхтенье паровозика. Вот это номер! – вся Твердь охвачена партизанской войной, а по единственной дороге как ни в чем не бывало ходят поезда! Умом я понимал, что вояки из метрополии узкоколейкой не пользуются, потому-то партизаны ее и не трогали, и что гражданскому населению, не ушедшему в леса, иногда приходится совершать поездки, – и все же поезд меня поразил. Ну просто нежданный привет из прежней, совсем иной жизни!
И очень вовремя, кстати.
Мы с капралом переглянулись и поняли друг друга без слов.
Глава 2
Поезд есть поезд. Он не вызывает опасений. При наблюдении сверху он нисколько не похож на группу целенаправленно движущихся точек, смахивающих на стайку животных, но могущих оказаться и партизанами. Он просто поезд, архаичный и незатейливый ползущий червяк. Железнодорожный путь проложен на порядочном расстоянии от кишащих партизанами джунглей. Охранять от партизан железную дорогу не так уж трудно, да и не нужна она партизанам. Мне доводилось читать, что в древних, земных еще войнах партизаны любили портить рельсовые пути и пускать под откос эшелоны, но это, конечно, только потому, что их противники не пользовались более совершенными средствами транспорта. Не наш случай.
Ох, как мы бежали, веером рассыпавшись по пашне! Вязли ноги. Как ни медленно полз состав, какое-то время мне казалось, что мы не успеем перехватить его. Казалось напрасно – успели. «Случай, приветствую тебя!» – был готов я воскликнуть вслед за Фигаро, однако не воскликнул, потому что был занят: пыхтел, карабкаясь по насыпи.
Дальше пошло проще. Для нас не представляло трудности бежать рядом с поездом и даже обогнать его при необходимости, а уж вскочить на подножку – и вовсе пара пустяков. С паровозной бригадой проблем не возникло, то есть машинист, помощник и кочегар были, конечно, ошарашены по полной программе, но не сопротивлялись и быстро поняли, что от них требуется. Требовалось в сущности немногое: продолжать движение до Степнянска, не останавливаясь на полустанках. Затем мы занялись вагонами, всеми шестью, от первого до последнего, и быстро справились. Был женский визг, была бестолковая паника, немедленно нами пресеченная, были даже неуклюжие попытки сопротивления. Кондукторы, сориентировавшись раньше других, первыми догадались поднять руки. Мы обошлись без стрельбы и выкинули в окна всего двоих-троих медлительных смутьянов, никак не больше. Словом – пустяки. Оставили по одному бойцу на вагон, чтобы приглядывал за порядком, и достаточно.
Колеса исправно стучали на стыках.
