Клей быстро произвел в уме собственные
подсчеты: сорок тысяч умножить на три тысячи двести… это будет более ста
двадцати миллионов. Треть от этой суммы составит… он ощутил слабость в
коленках.
– А процент злокачественных опухолей?
– По подсчетам компании, такие случаи
составляют около одного процента.
– То есть пять тысяч дел.
– Как минимум по миллиону каждому.
– Это еще полмиллиарда.
– Миллион – это несерьезно.
– В Сиэтле меньше чем на пять миллионов никто
не согласится.
– Мы ведь говорим о противоправных случаях,
повлекших за собой смерть.
У каждого адвоката было собственное мнение, и
они наперебой принялись их высказывать. Восстановив порядок, френч провозгласил:
– Джентльмены, ужин!
* * *
Ужин обернулся сплошным кошмаром. Обеденный
стол представлял собой гигантский полированный брус, выточенный из целого
дерева – великолепного красного клена, простоявшего несколько веков, пока он не
понадобился богатой Америке. За этим столом могли усесться по меньшей мере
сорок человек. В тот вечер гостей было всего восемнадцать, и они благоразумно
рассредоточились по периметру стола, иначе дело могло дойти и до потасовки.
Среди всех этих бойких парней, каждый из
которых мнил себя яркой личностью и лучшим адвокатом на свете, самым мерзким
пустозвоном был громогласный и настырный техасец Виктор К. Бреннан из Хьюстона.
После третьего или четвертого бокала, не успев разделаться с толстенным
бифштексом, он начал сетовать на слишком малые суммы компенсаций. У него был
некий сорокалетний клиент, делавший большие деньги, процветавший, а теперь вот
заполучивший из-за дилофта злокачественную опухоль.
– Я мог бы от любого техасского жюри добиться
для него десяти миллионов прямой компенсации и еще двадцати за моральный ущерб
и упущенную выгоду, – вещал он.
Большинство присутствующих с этим согласились.
Некоторые даже заявили, что могли бы на своей площадке достичь и большего.
Френч твердо придерживался теории, что если несколько человек получат миллионы,
то основной массе пострадавших останутся крохи. Бреннан на это не клюнул, но
для возражений нужной аргументации не нашел. Просто у него было смутное
подозрение, что «Лаборатории Акермана» располагают гораздо большей наличностью,
чем хотят показать.
Сотрапезники разделились на две группы, но
состав их менялся так быстро и принадлежность каждого к той или иной партии
была настолько зыбкой, что о большинстве присутствующих Клей не мог бы даже
сказать, какую, собственно, точку зрения кто защищает. Френч подловил Бреннана
на утверждении, будто тот может выторговать столь высокий штраф, заметив, что
доказать дело в суде будет не так-то просто.
– Но у вас же имеются какие-то документы, если
я правильно понял? – не сдавался Бреннан.
– Клей достал кое-какие документы. «Акерман»
пока этого не знает. Вы, ребята, их не видели и никогда не увидите, если
отколетесь от нас.
Все семнадцать человек (исключая Клея)
отложили ножи и вилки и одновременно загалдели. Официанты предусмотрительно
удалились. Клей так и видел, как они попрятались под кухонные столы. Бреннану
не терпелось с кем-нибудь сцепиться. Уэс Солсбери не собирался отступать.
Посыпались нецензурные выражения. В разгар этой грызни Клей взглянул в дальний
конец стола и увидел, что Пэттон Френч спокойно понюхал вино в бокале, отпил
немного, закрыл глаза и предался смакованию нового сорта.
Сколько таких драк довелось ему вот так же
невозмутимо пережить на своем веку? Сотни? Клей отрезал кусок бифштекса.
Когда гвалт утих, Берни из Бостона рассказал
анекдот про католического священника, и все стервятники разразились дружным
хохотом. Минут пять адвокаты наслаждались едой и винами, пока Алберт из Топики
не предложил свой вариант: довести «Лаборатории Акермана» до банкротства. Он
дважды проделывал такой трюк с другими компаниями и добивался неплохих
результатов. В обоих случаях его жертвы использовали закон о банкротстве, чтобы
выпотрошить свои банки и кредиторов и таким образом выплатить Алберту и тысячам
его клиентов максимум наличными. Кое-кто выразил сомнение по поводу его
стратегии, Алберт оскорбился, и вскоре в зале бушевала новая свара.
Они ссорились друг с другом весь вечер – снова
возникал вопрос о документах, снова предлагалось идти в суд, вместо того чтобы
добиваться быстрого соглашения, вновь и вновь поднималась тема «своей
площадки», объединения дел и расходов, обсуждались гонорары. У Клея в желудке
стоял ком, и он не произнес ни слова. Остальные же, казалось, получали от еды
огромное удовольствие, не переставая при этом вести перепалку с двумя или тремя
оппонентами одновременно.
Вот что значит опыт, сказал себе Картер.
По окончании этого самого долгого в жизни Клея
ужина Френч повел всех обратно в бильярдную, где их ждали коньяк и сигары.
Люди, в течение трех часов казавшиеся непримиримыми противниками, теперь пили и
смеялись, как члены одного дружного землячества. При первой же возможности Клей
улизнул и, затратив немало усилий, нашел наконец свою комнату.
* * *
Доклад Барри и Харри Шоу был назначен на
десять утра в субботу – время, когда все отсыпались с похмелья или давились
обильным завтраком. Френч организовал ловлю форели и стрельбу по тарелочкам, но
ни один адвокат не принял участия в развлечениях.
Барри и Харри имели в Нью-Йорке собственную
фирму, которая занималась исключительно тем, что анализировала состояние
финансов компаний, предназначенных в жертву. У них были свои источники,
обширные связи, шпионы, и они имели репутацию людей, способных влезть под кожу
любой корпорации и выяснить истинное положение дел. Френч вызвал их для
часового доклада.
– Это обошлось нам в двести «косых», – с
гордостью шепнул он Клею на ухо. – Но мы заставим «Акермана» возместить и этот
расход. Не сомневайтесь.
Тактика доклада была у них давно разработана:
Барри чертил графики, Харри водил по ним указкой – точь-в-точь два профессора
на лекции. Оба стояли лицом к публике в небольшом зале, расположенном под
бильярдной. На сей раз адвокаты слушали молча.
Сумма страховки «Лабораторий Акермана»
составляла минимум пятьсот миллионов – триста от страховщика ответственности и
двести от вторичного страховщика. Анализ движения денежной наличности был
особенно насыщенным, Харри и Барри говорили оба, дополняя друг друга. Они
жонглировали цифрами и процентами до тех пор, пока всю честную компанию не
начало клонить в сон.
