Начав употреблять наркотики, он начисто
потерял память, так что о последних годах его жизни точно не было известно
Почти ничего. Экс приложил немало усилий, чтобы разузнать хоть что-нибудь, в
деле хранилось несколько писем и распечаток электронных сообщений,
фиксировавших те или иные остановки на этом скорбном пути. В возрасте
четырнадцати лет Текила провел месяц в камере предварительного заключения
округа Колумбия. Потом – Центр временного содержания малолетних преступников.
Не успев выйти за ворота, Текила прямиком направился к дилеру и купил кокаин.
Два месяца в Очард-Хаусе – печально известном заведении для несовершеннолетних
наркоманов – тоже мало помогли. Текила признался Тэлмаджу Эксу, что там
употреблял не меньше наркотиков, чем на воле, В шестнадцать лет он попал в
«Клин-Стрите» – нешуточное заведение для таких, как он, очень похожее на
здешний реабилитационный лагерь. Запись, сделанная Эксом, гласила: «…через два
часа после выхода он уже был под сильным воздействием наркотика». Суд по делам
несовершеннолетних приговорил Уотсона к содержанию в летнем лагере для трудных
подростков, когда ему исполнилось семнадцать, но строгого надзора там не было,
и Текила зарабатывал тем, что продавал наркотики друзьям по несчастью.
Последнюю перед здешним лагерем попытку отучить его от зависимости предпринял
преподобный Джолли, настоятель церкви Грейсон, известный борец за души
наркоманов, руководивший соответствующей программой реабилитации. В письме,
полученном Тэлмаджем Эксом от преподобного Джолли, выражалось мнение, что
Текила – один из тех трагических случаев, которые можно считать «практически
безнадежными».
Но какой бы печальной ни представлялась эта
биография, в ней не было и намека на насилие. Пять раз Текилу арестовывали и
признавали виновным в грабежах, один раз – в магазинной краже, дважды – в
незаконном хранении незначительного количества наркотиков. При этом Уотсон
никогда не прибегал к оружию, во всяком случае, ни разу не был уличен. Факт не
прошел мимо внимания Экса, который на тридцать девятый день пребывания Текилы в
лагере сделал запись: «…склонен избегать малейшей угрозы физического
столкновения. Судя по всему, испытывает неподдельный страх перед более
сильными, равно как и перед большинством слабых».
На сорок пятый день Текила снова прошел медицинский
осмотр. Его вес пришел в норму. Кожа очистилась от «…коросты и сыпи». Он делал
успехи в учебе, интересовался искусством. День за днем записи становились
короче. Жизнь Текилы в лагере входила в обычное русло. На некоторые дни вообще
не приходилось никаких записей.
А вот на восьмидесятый день запись оказалась
примечательной: «Он осознает: для того, чтобы оставаться чистым, ему необходимо
духовное руководство. Сам боится не справиться. Говорит, что хотел бы остаться
в лагере навсегда».
День сотый: «Мы отпраздновали сотый день
шоколадноореховыми пирожными и мороженым. Текила произнес небольшую речь. Он
плакал. В качестве поощрения ему разрешили двухчасовую прогулку вне лагеря».
День сто четвертый: «Отпущен на два часа. Ушел
и вернулся через двадцать минут с фруктовым мороженым на палочке».
День сто седьмой: «Послан на почту, спустя час
вернулся».
День сто десятый: «Двухчасовая прогулка прошла
без эксцессов».
Последняя запись относилась к сто пятнадцатому
дню: «Был отпущен на два часа, не вернулся».
По мере того как защитники листали страницы,
Ноланд все внимательнее наблюдал за ними.
– Есть еще вопросы? – спросил он так, словно
давал понять, что у него уже отняли достаточно времени.
– Грустная история, – заключил Клей, с
глубоким вздохом закрывая папку. У него было много вопросов, но это были не те
вопросы, на которые мог – или захотел бы – ответить Ноланд.
– Даже в нашем несчастном мире, мистер Картер,
это одно из самых скорбных мест. Я не слезлив, но Текила заставил меня плакать,
– подытожил Ноланд, вставая. – Вам понадобятся какие-нибудь копии? – Аудиенция
явно была окончена.
– Может быть, позже, – ответил Клей. Они
поблагодарили руководителя наставников за то, что он уделил им время, и
последовали за ним в приемную.
В машине, застегнув ремень безопасности, Родни
окинул взглядом улицу и очень тихо сказал:
– Внимание, дружище, у нас новый приятель.
Глядя на счетчик горючего и гадая, хватит ли
им бензина, чтобы доехать до конторы, Клей небрежно спросил:
– Какой еще приятель?
– Видишь бордовый джип вон там, в полуквартале
от нас на другой стороне улицы?
Клей посмотрел:
– Ну и что?
– За рулем черный субъект, верзила в
бейсболке, кажется, «Редскинз». Он наблюдает за нами.
Вглядевшись, Клей с трудом различил фигуру
водителя, цвет кожи и бейсболку он рассмотреть не смог.
– Почему ты так думаешь?
– Я дважды видел его на Леймонт-стрит, когда
мы там были. Ошивался поблизости, делал вид, что не смотрит на нас. Когда мы
припарковывались здесь, я заметил этот джип в трех кварталах отсюда, а теперь
он рядом.
– Почему ты думаешь, что это тот самый джип?
– Бордовый цвет не такой уж распространенный.
И потом видишь вмятину на переднем бампере справа?
– Кажется, вижу.
– Это тот самый джип, точно. Давай проедем
вперед и получше рассмотрим водителя.
Клей медленно направился к бордовому джипу.
Шофер моментально укрылся за газетой. Родни записал номер машины.
– Зачем кому-то за нами следить?
– Наркотики. Дело, как всегда, в них.
Возможно, Текила был распространителем. Возможно, у парня, которого он угрохал,
были опасные дружки. Кто знает?
– Хотелось бы узнать.
– Давай не будем сейчас копать слишком
глубоко. Поезжай, а я прослежу, увяжется ли он за нами.
Проехав с полчаса на юг, они остановились
возле заправочной станции на авеню Пуэрто-Рико, неподалеку от Анакоста-Ривер.
Пока Клей заливал в бак бензин, Родни наблюдал за проезжающими машинами.
– Отстал, – сказал он, когда они тронулись
снова. – Едем в контору.
– Почему они сняли наблюдение? – спросил Клей,
заранее готовый поверить в любое объяснение.
– Точно не знаю. – Родни не переставал
смотреть в зеркало заднего вида. – Вероятно, хотели лишь убедиться, что мы
действительно пойдем в лагерь. А может, поняли, что мы их засекли. Последи
немного, не будут ли тебя пасти.
