Уэс покачал головой:
– Да ты, собственно, ничего такого не сделала.
– Тебе легко говорить, тебя не лапал этот футболист, – заметила я.
– Да, тут ты права.
Я уселась поудобнее, облокотившись на борт и вытянув ноги перед собой. Покинув вечеринку, мы заехали на заправку, купили большую бутылку воды и аспирин, а затем Уэс отвез меня домой, не обращая внимания на мои слабые протесты и клятвенно пообещав доставить меня к моей машине на следующее утро.
Я думала, что он сразу высадит меня и уедет, но вместо этого мы сидели в кузове пикапа, смотрели на светлячков под фонарями и играли в «Правду». Только ни слова правды не говорилось о том, почему я взяла его за руку. Меня словно окутал какой-то горячечный безумный туман, и порой начинало казаться, что все это мне приснилось, но затем я вспоминала Монику, ее бесстрастный скептический взгляд, и понимала, что все произошло на самом деле. Мне вспоминался Джейсон с его неприязнью к физическому контакту. Потянувшись к нему, я всегда рисковала, словно загадывала желание. А с Уэсом получилось так естественно, само собой…
– Я бы перестала бояться, – сказала я наконец.
Уэс, проводив взглядом светлячка, повернулся ко мне.
– Если бы я могла изменить что-нибудь в своей жизни, изменила бы это.
– Бояться… – задумчиво повторил Уэс.
Мне очень нравилось, что он всегда принимает мои ответы, не осуждая ни тоном, ни взглядом, и позволяет сказать больше.
– Бояться… чего?
– Делать то, чего не планировала заранее, чего от меня не ждут. Совершать неожиданные поступки, выходить за рамки, не думать о последствиях.
– Например?
Я глотнула воды и поставила бутылку рядом с собой.
– Ну, например, с мамой. Я хочу сказать ей очень многое, но не знаю, как она к этому отнесется. Поэтому молчу.
– А что ты хочешь ей сказать? – спросил Уэс.
Я провела пальцем по краю борта.
– Дело даже не в том, что бы я хотела сказать, а в том, что хотела бы сделать. – Я остановилась, покачав головой: – Ладно, неважно, давай дальше.
– Так ты пропускаешь вопрос?
– Я же ответила! – возмутилась я.
Уэс хитро улыбнулся:
– Только на первую половину вопроса.
– Он не состоял из двух частей, не выдумывай!
– А теперь состоит.
– Нельзя так делать, – сказала я.
Когда мы только начали играть, единственным правилом было говорить правду, и точка. С тех пор мы придумывали разные дополнения, несколько раз спорили о содержании вопросов, раз или два – о полноте ответов, и много раз о том, чья очередь спрашивать. Со временем это тоже стало частью игры. Но когда мы начали выдумывать правила на ходу, играть стало сложнее.
– Ты можешь просто ответить? – улыбнулся он, слегка подталкивая меня локтем.
Я громко вздохнула:
– Ну, знаешь… как же объяснить… если бы я могла, подошла бы к маме и сказала все, что хочется. Как скучаю по папе. Как беспокоюсь о ней. Может быть, что-то еще. Наверное, прозвучит глупо, но хотелось бы показать ей, что я чувствую. И не думать о том, как она это воспримет.
Уже не в первый раз во время игры с Уэсом меня накрыла волна смущения, сейчас особенно сильная, и я была рада вечернему полумраку, который скрывал мое залившееся краской лицо.
– Это не глупо, – наконец ответил он, – совсем не глупо.
У меня запершило в горле, я сглотнула и сказала:
– Знаю. Просто ей сложно говорить о чувствах. Нам сложно. Она избегает таких разговоров.
Я глубоко вздохнула, чувствуя на себе его взгляд.
– Ты правда думаешь, что ей так легче? – спросил он.
– Я не знаю, потому что мы об этом не говорим. Мы вообще ни о чем не говорим. Вот в том-то и беда. Но скорее моя беда. Я никому не говорю, что творится у меня в голове – боюсь, неправильно поймут.
– А сейчас? – улыбнулся он. – Разве мы не говорим о том, что у нас в головах?
– Мы играем в «Правду», – отозвалась я. – Это совсем другое.
Уэс провел рукой по волосам.
– Ну, не знаю. Чего стоит только история о Хануке…
– Ради бога, прошу тебя, не вспоминай! – простонала я.
– Но дело в том, – продолжал он, серьезно глядя мне в лицо, – что во время игры ты рассказала мне очень многое о своей жизни. И знаешь, какими бы тяжелыми, странными или даже отвратительными ни были твои истории…
– Уэс!
– …В них нет ничего такого, чего я не мог бы понять. Так что запомни: все остальные тоже могут тебя понять, а значит, все не так плохо.
– Может, ты прав. А может, ты не такой, как все.
Это вырвалось у меня само собой. Я просто услышала слова, даже согласилась с ними, и вдруг поняла, что сама их произнесла. И подумала: о господи, вот что бывает, когда говоришь, не думая о последствиях.
Мы сидели, глядя друг на друга. В теплом летнем воздухе мелькали светлячки, и наши колени почти соприкасались. Я вспомнила, как он сжимал мою руку, уводя с вечеринки, и на одно безумное мгновение подумала, что сейчас все может измениться, стоит мне только захотеть. Если бы передо мной был другой парень и все происходило в другом мире, меня бы ничто не остановило, я бы его поцеловала.
– Хорошо, теперь моя очередь, – торопливо сказала я.
Он растерянно моргнул, словно забыв, что игра продолжается. Значит, он тоже почувствовал нечто подобное.
– Ну что ж, стреляй.
– Что бы ты сделал, если бы мог все? Но это должно быть что-то одно.
Уэс, по своей привычке, на минуту задумался, глядя вдаль. Я, как всегда, не имела представления, что он скажет. Может, ответит, что хотел бы вновь увидеть свою маму, или обзавестись рентгеновским зрением, или установить мир во всем мире.
Но он лишь сказал:
– Пропускаю.
Я решила, что мне послышалось, и переспросила:
– Что?
– Я пропускаю вопрос, – повторил он.
– Почему?
– Потому что.
– Потому что почему?
– Просто я так хочу.
– Ты знаешь, что это означает по правилам игры?
– Да, теперь ты должна ответить на мой вопрос, и если ответишь, ты выиграла.
– Правильно.
Я села прямо и собралась с мыслями.
– Спрашивай!
– Нет! – вдруг сказал он.
– Что «нет»? – удивилась я. – Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду «нет», – ответил он по слогам, будто я была умственно отсталой.
