Уэс тоже попробовал вафли, ожидая, что я продолжу мысль.
– Мы никогда не ходили в церковь, хотя мама считала, что это нужно, и чувствовала себя виноватой, что в свое время не убедила нас. А папа любил готовить завтраки по воскресеньям и всегда говорил, что это его личное богослужение, а кухня – его церковь. Он всегда готовил яичницу с беконом, печенье и…
– Вафли, – закончил за меня Уэс.
Я кивнула, почувствовав ком в горле. Как глупо, подумала я, сижу на стоянке дальнобойщиков у большой дороги, слушаю Тэмми Уайнетт и чуть не плачу, вспоминая папу. Но вдруг поняла, что папе понравилось бы это место, и даже Тэмми – и ком в горле стал еще больше.
– А меня впервые привела сюда мама, – внезапно произнес Уэс, макая кусочек вафли в сироп. – Мы останавливались тут, когда возвращались из Гринсборо: там жила бабушка. Даже когда мама увлеклась здоровым питанием, все равно заезжали. Только здесь она позволяла себе съесть что-нибудь не слишком полезное для здоровья. Она обожала бельгийские вафли со взбитыми сливками и клубникой и съедала все до последней крошки, а потом всю дорогу до дома жаловалась, что сейчас лопнет.
Я улыбнулась и выпила воды, комок в горле растворился.
– Странно: когда кто-то уходит, память начинает работать по-другому, правда?
– Что ты имеешь в виду?
Я съела еще кусочек вафли.
– Когда умер папа, мне сначала было трудно даже думать о чем-то, кроме того дня. Прошло очень много времени, прежде чем я начала вспоминать, что было раньше.
Уэс кивнул, не успела я закончить фразу.
– Когда человек долго болеет, еще хуже. Ты забываешь, что он вообще когда-то был здоров и все было хорошо. Кажется, что так было всегда.
– Но так было не всегда, – сказала я. – Я лишь в последние месяцы стала вспоминать все хорошее и смешное о своем отце. Сейчас трудно поверить, что я могла это забыть!
– Ты не забыла, – покачал головой Уэс. – Просто в тот момент ты не могла вспомнить. А сейчас пришло время, и ты готова.
Доедая вафли, я раздумывала над его словами.
– Понимаешь, мне было непросто еще и потому, что на маму нашло какое-то помрачение и она решила выбросить все папины вещи. Вообще все, как будто его никогда не было.
– У нас с точностью до наоборот, – сказал Уэс. – Мама – она везде. Делия начала складывать ее вещи в коробки, но так переживала, что не смогла закончить. Одно мамино пальто до сих пор висит в шкафу в коридоре, а пара туфель стоит в гараже, возле газонокосилки. И я постоянно нахожу ее списки. Они просто везде.
– Списки?
– Ну да. – Он мягко улыбнулся, опустив взгляд. – Она была одержима стремлением все контролировать. Записывала, что будет делать завтра, через месяц, через год, что надо купить, кому перезвонить. А потом засовывала эти листки куда-то и забывала. Мы, наверное, будем находить их еще несколько лет.
– Должно быть, это странно, – заметила я, но тут же поняла, что сморозила глупость, и поправилась: – А может, и хорошо.
– И то и другое. – Он откинулся назад и положил салфетку на пустую тарелку. – Берта это бесит, а мне нравится. Одно время я даже верил, что в них есть какой-то скрытый смысл. Найду список и давай расшифровывать, словно напоминание забрать вещи из химчистки или позвонить тетушке Сильвии – нечто вроде послания с того света.
Он смущенно пожал плечами.
– Понимаю. У меня тоже такое бывало.
– Правда? – удивился Уэс.
Я сама не верила, что собираюсь ему рассказать, но получилось как-то само собой.
– Папа очень любил покупать всякие штучки в вечернем телевизионном магазине. Он всегда их заказывал, ну, например, такой придверный коврик с сенсором, который дает тебе знать, что кто-то…
– Коврик «Добро пожаловать», – перебил меня Уэс.
– Ты знаешь?
– А кто не видел ту дурацкую рекламу?
– Папа все покупал, не мог удержаться, это была его страсть.
– А я всегда хотел купить машинку для сортировки монет, знаешь? – мечтательно сказал Уэс.
– У меня есть!
– Не может быть!
Я кивнула:
– Так вот, компания продолжала присылать нам заказы даже после его смерти. Каждый месяц приходило что-то новенькое. И я была убеждена, что в этом есть какой-то скрытый смысл, как будто посылки передает мне папа и они что-то значат.
– Кто знает, может, он и есть.
– Что есть?
– Скрытый смысл.
Я посмотрела в окно. Перевалило за полночь, но по дороге мимо ресторанчика, светя фарами, проносились машины. «И куда они все едут?» – подумалось мне.
– Я храню эти вещи, не знаю зачем. Не могу с ними расстаться, понимаешь? – тихо произнесла я.
– Понимаю, – ответил Уэс.
Мы просидели в кафе еще целый час, и все это время в него заходили люди: семьи с сонными детишками, водители грузовиков. Сидевшие в кабинке напротив парень и девушка водили пальцами по разложенной на столе карте, обсуждая, куда ехать дальше. А мы сидели и говорили обо всем на свете. Не помню, когда я в последний раз так много говорила. Наверное, никогда.
И все равно я опередила Кристи на несколько минут. Я только-только успела помахать Уэсу и проскользнуть в дом мимо спящей в кресле Стеллы, когда услышала шум подъезжающей машины. Ребята высадили Кристи и Монику напротив калитки. Когда Кристи с босоножками в руках вошла в комнату, я уже расстелила на полу приготовленный для меня спальный мешок и успела переодеться в пижаму. Кристи совсем не удивилась, что я осталась у нее.
– Хорошо погуляли? – поинтересовалась я, пока Кристи стягивала юбку и топ и влезала в свободную футболку и шорты.
– Нет, – она села на кровать, взяла с прикроватного столика очищающее молочко и стала стирать макияж.
Размазав крем по лицу, Кристи посмотрела на меня:
– Скажу так: Шерман, всю дорогу валявшийся в отключке, оказался лучшим из троих.
– Жаль…
Она кивнула, закрывая флакон.
– Этим парням далеко даже до самых обыкновенных. Они вообще никакие. Чувствую себя последней дурой.
– Не переживай. Просто не самый удачный вечер.
– Может, и так, но знаешь, я уже начинаю терять надежду.
Она скрылась в ванной и включила воду, а я растянулась на спальнике. В окне у меня над головой виднелся кусочек сада, освещенный луной.
Через несколько мгновений я поняла, что устала даже смотреть в окно и мои глаза слипаются. В полусне услышала, как Кристи вернулась из ванной и громко вздохнула, укладываясь в постель.
– Меня это просто бесит, – пробормотала она. – Вечер прошел впустую. Вот тебя это не бесит?
