Но и среди командиров Гражданской войны своей жестокостью отличался Антон Туркул, «огромный плечистый мужчина со скуластым лицом монгола» (таким его описал сослуживец).
Один из дроздовцев вспоминал, как после боя пленных красноармейцев подвели к тачанке Туркула. Склонив головы и опустив плечи и руки, они стояли неподвижно и казались низко подвешенными над землей.
— Коммунисты? — спросил генерал, свесив с тачанки одну ногу.
Не поднимая головы, пленные что-то ответили.
Туркул зевнул и распорядился расстрельной команде:
— Веди!
Развернул на коленях карту и зевнул снова:
— Сюда! Сюда!
И опять подвели пленного, уже босого, в рваной ватной кацавейке и без фуражки… Туркул вновь что-то спросил.
— Могилиным меня звать.
И вдруг, встряхнув кудрями, пленный чему-то улыбнулся. И точно в ответ на улыбку пленного Туркул засмеялся тоже.
— Могилин? В могилу Могилина! — засмеялся он, уже захлебываясь хохотом. — Эй вы там!..
Пленного увели на расстрел.
Генералы Туркул и Скоблин дружили. Антон Васильевич вспоминал общий бой в октябре 1920 года:
«Большевики переправились через Днепр у Знаменки и повели упорные атаки на корниловцев. Весь день корниловцы, застигнутые наступлением, одним полком отбивали всё более ярые атаки. На другой день большевикам удалось переправиться подавляющими силами, в бой у Знаменки втянулась вся Корниловская дивизия… В терзающем огне, в неутихающих атаках корниловцы потеряли более двух третей бойцов. На другой день боя был ранен начальник Корниловской дивизии Скоблин. Тогда только подошла запоздавшая Марковская дивизия…
За два дня боев у Знаменки корниловцы понесли такие страшные потери, что состав Корниловской дивизии уже не превышал восьмисот штыков. Грудь всей Белой армии была на Днепре разбита. По приказу командования 1-й корпус стал отходить на юг. Это был уже не маневр — это отступление в неизвестное. Как будто бы что-то содрогнулось во всех нас. Белая армия была потрясена».
1920 год во всех отношениях был трудным для Скоблина. Весной он заболел брюшным тифом. Выкарабкался. Осенью был ранен. Вернулся в строй. Ни счастливое избавление от ран и недугов, ни его новенькие генеральские погоны, которые не могли не произвести впечатления на Надежду Васильевну, не компенсировали нарастающего ощущения поражения. Красная армия побеждала в Гражданской войне.
Прощание с Россией
В первых числах марта 1920 года фронт белых на Кубани фактически развалился. Командование не знало, что делать. То ли отступать по черноморскому побережью на Туапсе. То ли отойти в Крым, который оборонял 3-й корпус генерал-лейтенанта Якова Александровича Слащёва.
Слащёв отказался от традиционной военной формы. Публицист и философ Петр Бернгардович Струве, входивший в состав крымского правительства при Врангеле, нашел, что генерал напоминает графа Потемкина: так же обворожителен и полон причуд. Струве недоуменно спросил у Петра Николаевича, какая на Слащёве форма. Врангель рассмеялся:
— Такой формы не существует. Слащёв сам ее для себя придумал.
Яков Александрович Слащёв не носил погон — считал, что Добровольческая армия недостойна императорских знаков отличия.
— Почему? — при случае поинтересовался Деникин.
Слащёв ответил:
— Добрармия живет грабежом, не следует позорить наши старые погоны грабежами и насилиями.
Его корпус тоже отличился по части грабежей и пьянства.
Сухой закон был введен в Российской империи с началом Первой мировой войны — императорским указом от 18 июля 1914 года. Временное правительство 27 марта 1917 года подтвердило запрет на «продажу для питьевого употребления крепких напитков и спиртосодержащих веществ».
Но в Гражданскую войну на юге России вино продавалось свободно. Помимо шустовского коньяка пили ханжу, политуру, кишмишевку, самогонку, вообще всё, что попадалось под руку. Недостатка в спиртном не ощущалось. На Кубани сами делали вино. Запасы вина в Крыму к началу 1920 года достигли ста тысяч ведер (ведро — 12,6 литра).
Алкоголем — единственным доступным в ту пору транквилизатором — снимали стресс от атак, глушили тоску, поднимали настроение. Но многие спивались.
Говорят, казачий генерал Андрей Шкуро на вопрос, что он станет делать после взятия Москвы, ответил:
— Три дня попьянствую, повешу, кого надо, и пулю в лоб… А для чего мы живем? За такие минуты удовольствия я всегда готов жизнь отдать.
О командующем Донской армией генерал-лейтенанте Владимире Ильиче Сидорине говорили: «Его поезд скорее напоминал кочующий ресторан, чем штаб. Все были пьяны: и сам Сидорин, и начальник штаба армии, и младшие чины».
Генерал Владимир Май-Маевский подписал приказ о запрете алкоголя, в котором констатировал бедственное положение с дисциплиной в войсках: «Опьянение иногда доходит до такого состояния, что воинские чины не отдают себе отчета в своих поступках и открывают стрельбу из револьверов, врываются в кафе с бранными словами, оскорбляют публику, катаются по городу на извозчиках в непристойных позах с пением песен и вообще ведут себя несоответственно своему званию».
Сам Май-Маевский был тяжелым алкоголиком, с трудом выходил из запоев. Так что его приказы не вернули личный состав к трезвому образу жизни.
Деникин, строгий к себе и другим, запретил продажу спирта и водки. Не помогло. 15 ноября 1919 года председатель Особого совещания генерал Лукомский обратился к начальнику штаба главнокомандующего генералу Романовскому:
«Дорогой Иван Павлович!
Нужно ускорить приказ о прекращении безобразий в тылу:
1. Запретить во всех ресторанах продажу спиртных напитков, не исключая и виноградного вина;
2. Запретить торговлю в ресторанах после 12 часов ночи, как в общем зале, так и в кабинетах;
3. За пьянство — сажать офицеров под арест, а если производят скандалы, то разжаловать в рядовые».
Деникин подписал этот приказ 18 ноября 1919 года. Торговлю запретили не с 12, а с 11 часов вечера. Устраивали облавы в ресторанах. Но через месяц с лишним пал Ростов, и уже было не до борьбы с алкоголизмом.
Красные наступали. Многие белые части, потеряв надежду, отходили. Но дивизии Скоблина и Туркула демонстрировали стойкость, и оба командира требовали того же и от других.
Штабс-капитан Константин Сергеевич Попов, командир батальона Кавказской гренадерской дивизии, 6 марта 1920 года с остатками изрядно потрепанного полка прибыл на станцию Крымская. Едва разместились, как к Попову прибежали подчиненные:
— На станции появились дроздовцы и арестовали всех находившихся на перроне офицеров. Заявили, что они мобилизованы в дроздовскую дивизию. Офицеров, которые возражали, оскорбляли и били.
