Берегись сребролюбия. Помни, что зря принял ты, весь твой труд ничто есть в сравнении дара сего. Какой ты мне богослов, если сребролюбец… Не думай, что иных касается слово сие, кроме тебя: «Взгляните на птиц…» Пускай другие собирают, а твоя часть будь Господь. Имея пищу и одеяние, тут все твое довольство телесное. Богатей и собирай день от дня богатство славы Божией. «Всех отрекся – говори с Павлом – да Христа приобрету».
Авось-либо достигнешь в силу совершенного воскресения мертвых в землю обетованную, в лето Господне приятное и в 50 лет жития твоего получишь всеобщее от всех твоих души и тела твоего долгов разрешение и полное просвещение тебе и ближнему твоему.
Афанасий. Приказное дело – подлинно трудное. А и сие не без того…
Яков. А я верю, что самый тесный, жесткий и крутой путь бывает легким, если сам Бог указывает дорогу к намерению и, конечно, указывает тому, кого родил к сему.
Хор природных благовестников
Афанасий. Да где ж он таков? Покажи хоть одного.
Яков. На, вот тебе один: «В труде и подвиге, во бдениях многих, в голоде и жажде, в постах многих, в холоде и наготе…» Пробеги 11-ю главу второго письма его к коринфянам и удивишься природе его, все горести услаждающей.
Чего не терпит воин или купец? Не сыщешь дня без тьмы и света, а года без зимы и теплоты. Не найдешь и состояния, чтоб оное из горести и сладости не было смешанное. Так весь мир стоит. Противное противному способствует. Сладость есть наградою горести, но горесть – мать сладости. Кто хочет пожинать сладость, да любит прежде горесть: и уродится сладость, а любит природный.
Афанасий. Сказывают, в Норвегии день без тьмы и света бывает.
Лонгин. Кто ж был природнее, как сей: «Я на сие родился, да свидетельствую истину»? Утружденный от пути сидит при источнике и голоден, и жажден. 12 часов у них в день считалось. Уже велось около полудня. «Был, как час шестой». Не было с кем завести беседу о Царствии Божием. Пришла жена за водою. Вот и случай! Просит пить не для утоления жажды, но для заведения беседы. Вода стихийная подала повод говорить с несмысленною женою о воде живой, о воде Божией, утоляющей жажду несчастных несытостей, день и ночь душу нашу беспокоящих, о которой Исайя: «Умойтесь, и чисты будете». Не устыдился, не поопасался муж Божий со слабым полом богословствовать: авось-либо приведет ее в истинное из суеверия богочтение, ни к полу, ни к статям, ни к сторонам, ни к местам, ни к временам, ни к обрядам, кроме одного сердца, не привязанное, и откроет очи ее к уразумению естества Божиего, утаенного в стихиях, наподобие ключевой воды, в земном сердце скрываемой, которой жаждет Давид: «Кто меня напоит водою?» Возвратились друзья с пищею и, зная, что он ничего еще не ел, просят, чтоб покушал: «Равви, ешь».
«Моя пища, – сказал учитель, – есть, да сотворю волю пославшего меня».
И голоден, и жажден, и не весел, если не делать и не говорить о том, к чему отец небесный его родил и послал. Тут его и пища, и питье, и веселие. Учит в сонмищах, учит в домах, учит на улицах, учит в корабле, учит на траве зеленой, на горах, садах и на месте равном, стоя, и сидя, и идя, ночью и днем, в городах и селах, в разных пределах, каждого и народ очень многий.
В несродное себе дело не вмешивается. «Учитель (просил его некто), поговори брату моему, чтоб дал и мне часть наследия, пускай меня не обижает. Он тебя послушает…» «Человек! Кто меня поставил судьей или делителем? Мое дело учить о Царствии Божием». Каково ж учил? Был ли Бог с ним? Я закричу, возвысив голос, с женою, слышавшею его. «Блаженно чрево, носившее тебя…» Удивлялись народы, ибо никогда не был так в Израиле и никогда так не говорил человек: столь великая от уст его исходила приятность.
Яков. Вот вам еще один природный! Говорит Бог Моисею: «Я сущий…» И посылает его в посольство, а он отрекается. «Молюся тебе, Господи, не доброречивый я». Диво, сколь не торопясь принимается за должность. Знал он свои дарования, видел в купине сияющую истину, однак сам себе не верит, дабы паче чаяния, принявшись за несродное, не завел в беспутное народ, а себя в погибель. Да и как не опасно подрядиться показать утаеннейшую естества Божиего истину, ввести в землю таковой же природы, развязать запутанный в людях путь к точному благополучия центру? Сие значит испытывать себя.
Может статься, что рожден кто быть воином, но пешим, не конным, быть хозяином, но не пахать и не скот водить, быть купцом, но не золотыми торговать товарами, быть ученым, но не Евангелия проповедником, пускай же и сим, но писателем, не оратором. И конечно бы, не отважился без сего голоса: «Ныне же иди и сойди, и возведи людей». И так, чувствуя руку Божию, пошел за приветствием Иофора, тестя своего: «Иди здоров». Здравие и мир душе нашей есть последовать Господу. Каков же был проповедник? Слушай самого Бога. «Почему не боялись говорить на раба моего Моисея? Не восстал к тому пророк в Израиле, как Моисей. Не стемнели очи его, ни истлели уста его».
Ермолай. Кто дерзнет из числа проповедников исключить светильника слова, через всю жизнь гласившего сие: «Покайтесь…» Не был он свет, но имел и любил в себе свет, свидетельствовал и ходил в свете, окончив в нем и за него течение жизни своей. Свидетельствовать о свете – значит благовестить истину, правду и Царствие Божие внутри нас. Проповедует в пустыне, благовестит, кому может и в селениях, сей до конца целомудрие возлюбивший пустынножитель.
«Был человек послан от Бога». Вот свидетельство о сродности его, но он и сам о себе признает: «Да явится (Христос) Израилю, сего ради пришел…»
Каков же проповедник? Сам Господь одобряет: «Не встал в рожденных женами болящий. Многие о рождестве его возрадуются».
Яков. До сего рода надлежат все пророки. Иной из них вопиет: «Было слово Господне ко мне». Иной: «Была на мне рука Господня». Иной: «Господь послал меня пророчить». Иной: «Слышал голос слов его». Иной: «Слух слышал от Господа». Иной: «Говорит ко мне ангел, говорящий во мне: „Встань и иди, и проповедуй“». «Говори, сын человеческий». Все сии святые Божии не были из числа тех: «Не посылал пророков, а они потекли». «Не говорил к ним, и те пророчествовали». «Не слушайте слов пророков». «От сердца своего говорят, а не от уст Господних».
Григорий. Вот вам еще дюжина рожденных к проповеди! «Призвал, кого хотел сам, и пришли к нему, и сотворил двенадцать, да будут с ним и да посылает их проповедовать и иметь власть целить недуги и изгонять бесов. И назвал Симону имя». Искариотский тут же. Да познаем, что невозможно, дабы между сродными не нашелся несродный, и, напротив того, и да устрашит несчастная сего ученика дерзость всех, по сребролюбию и тщеславию устремляющихся к делу апостольскому. И сие-то значит: «Призвал, их же хотел сам». Видно, что не от смертных сие зависит. Сам призывает, сам посылает и имена дает. «Их же и апостолами назвал». Даются Симону и Савлу новые имена. У смертных часто именем величаются неимущие сущности его. У Бога не так. У него имя и сущность есть тождество; как только назвал, так вдруг и естество дал. Как только сказал: «Да назовется свет!», разумей: «Да будет свет!» Когда слышишь: «Апостолов назвал», разумей: «Вы есть свет миру». Быть и называться разделяет наша ложь, а не Божия нераздельная истина. Если дана свыше твердость алмазу, прозрачна зелень смарагду, если сапфир родился с голубым, анфракс с блистательным, как огонь, сиянием, назови, как хочешь, но естества его не тронешь. Что ж сильнее – Бог ли, или ты, называя сущее несущим и противясь Богу, «животворящему мертвых и нарицающему несущее у тебя, как сущее у себя»? Бог, рождая, вливает существо, силу и естество, а сим самим нарицает.
