– Вы говорили об этом главному врачу?
– Его на месте не было, он куда-то уезжал. В общем, денег на обратную дорогу я ей дала, она вернула в среду, когда приехала своего брата встречать, он выписался. А пальто так и не нашлось. Я подумала: может, это важно?
Лена задумалась.
– Скажите, а пациенты здесь ходят в своей одежде?
– Конечно. У нас только верхнюю одежду сдают под опись, когда холодное время года. Для прогулок мы выдаем теплые халаты, вот такие. – Она ловко вынула в полки над своей головой ярко-синий халат из толстого флиса. – Видите? Он как одеяло, теплый, легкий. Зимой, конечно, приходится туговато, мы даже гардеробщицу держим – чтобы выдавала пальто и куртки для прогулок, а летом нет необходимости. Я просто подумала, что пациентка эта могла пальто стащить незаметно – в понедельник прохладно было.
– Да… а в халате ее бы через пропускной не выпустили, – машинально договорила Лена. – Ведь у вас не спрашивают пропуск на выходе?
– Как же! Спрашивают. Машины по номерам выпускают, персонал – по бейджикам, а посетители пропуск отдают. И пропуск посетительницы тоже в кармане пальто лежал.
– А вы можете показать, где примерно это случилось?
– Могу, конечно, только… – сестра-хозяйка замялась.
– Тетя Наташа, вы чего-то боитесь?
– Не то что боюсь… просто, понимаете, у нас тут зарплаты хорошие, нигде больше так не платят. Если меня выгонят, жить не на что будет, а у меня дочь – инвалид. В поселке-то работы нет.
– Почему же вас уволят? Вы помогаете следствию.
– Главный врач запретил Марии Дмитриевне обсуждать с кем-то пропажу этой пациентки. Я полы мыла в коридоре и слышала, как он в своем кабинете кричал.
– Хотите сказать, что никто из персонала не обсуждал это даже между собой?
– Да как не обсуждать… Но пошептались в персоналке и умолкли. Пациентка-то блатная, по знакомству, кому охота из-за этого работу терять?
– Понимаю. Что ж, посмотрим, что можно сделать. Но лестницу вы мне все-таки покажите. Если что – скажем, что я туалет искала.
Санитарка заметно повеселела:
– Давайте я вам помогу подняться. Как это вы с такой ногой работаете? Тяжко, наверное?
– Есть немного, – призналась Лена, вставая и берясь за костыли.
Они прошли в просторный холл, где располагалась широкая лестница с коваными перилами, ведущая на второй этаж. Справа Лена увидела небольшую темную нишу с маленькой дверью, запертой на замок.
– А здесь что у вас?
– Храним инвентарь для уборки территории, ключи у меня. – Сестра-хозяйка продемонстрировала довольно тяжелую связку ключей, укрепленных на цепочке. – Я с ними не расстаюсь, когда домой ухожу – в сейф сдаю, где хранятся все ключи от кабинетов. Туда доступа нет, он в помещении охраны установлен. Строго под роспись – тут ведь и от гардеробной ключ, и от всех подсобных помещений.
– Я могу вас попросить встать в эту нишу?
– Зачем? – удивилась женщина и тут же спохватилась: – Ой, я поняла! – Она торопливо шмыгнула под лестницу и прижалась спиной к двери.
Лена критически осмотрела получившуюся композицию и прикинула про себя: «Жильцова высокая и худая, если плотно прижалась, то ее вполне можно было не заметить. Только вот зачем она туда забралась? Почему решилась на такой отчаянный шаг? Вывод только один: она что-то увидела или услышала, и это ее напугало. Она решила, что нужно выбраться из клиники любым способом, и кража пальто показалась ей единственным выходом. Конечно, она не могла знать о деньгах в кармане, но пропуск, по логике вещей, большинство убирает как раз в карман верхней одежды – я бы тоже так сделала».
– Спасибо, тетя Наташа, выходите. Вы мне очень помогли.
– Побегу тогда, – заторопилась сестра-хозяйка и быстрым шагом скрылась в направлении своего кабинетика.
В сумке у Лены зазвонил мобильный – это оказался Андрей:
– И где ты? Жду-жду…
– Все, Андрюша, бегу.
– Аккуратнее! – рявкнул Паровозников.
Он ждал ее на крыльце:
– Где гуляешь-то? Мы уж и выемку видеозаписей оформили, надо смотреть.
– Пусть тогда группа работает, а мы в отдел. Там и посмотрим. Кто из следователей приехал?
– Танька Судакова.
– Она где сейчас?
– К главному пошла.
– Позвони, попроси выйти на минутку, я ей кое-что расскажу.
Татьяна появилась на крыльце довольно быстро – высокая, стройная, затянутая в форменную рубашку и юбку, с пучком иссиня-черных волос на затылке:
– О, Ленка. А ты тут чего? На больничном же.
– Потом расскажу. Таня, ты главного на предмет нарушений покрути, их тут, похоже, хватает. Я знаю, как выбралась отсюда Жильцова, но хочу на всякий случай видеоматериалы посмотреть. Все оформлю и на стол тебе положу, а сама дальше болеть поеду.
Судакова пожала плечами:
– Хорошо. Похоже, я становлюсь семейным следователем Жильцовых, – неловко пошутила она.
С трудом доковыляв до парковки, Лена плюхнулась на сиденье и застонала:
– Никогда не думала, что это такой адский труд – на костылях передвигаться!
– Ничего рассказать не хочешь? – садясь за руль, спросил Паровозников.
– Хочу. Но сперва ты. Мать Жильцовой никуда не уезжала, правильно?
– Никуда, – подтвердил Андрей, останавливаясь у шлагбаума, где вышедший охранник сличил номер машины со списком и нажал кнопку, выпуская их. – Я ей позвонил, она очень удивилась: сказала, что и не собиралась никуда, они с дочкой Жильцова сейчас дома.
– Придется нам навестить госпожу Матюшкину.
– «Нам»? Ты хотела сказать – мне придется ее навестить, поскольку ты на больничном?
– Нет, мы поедем вместе. Сейчас пленки глянем – и успеем ее на работе застать.
– Надеешься уложиться в полчаса с просмотром? Там много.
– А нам нужен только понедельник с половины второго.
– Это почему?
– Это потому, что Жильцова позвонила мне примерно в час двадцать, а я перезванивала тебе в половине второго. Следовательно, до этого времени она никуда деться не могла, надо смотреть записи с камеры, установленной на пропускном пункте, как раз с этого времени. Дарья Юрьевна оказалась особой изворотливой – ловко увела с перил лестницы пальто одной зазевавшейся посетительницы и по ее пропуску покинула территорию, не привлекая к себе особого внимания, – сказала Лена, осторожно подсовывая под гипс тонкую металлическую ручку расчески, вынутой из сумки. – Чешется, зараза! – объяснила она удивленно глянувшему на нее Андрею. – Так вот. Именно после звонка мне Жильцова что-то то ли услышала, то ли увидела, и это ее здорово напугало. Иначе она дождалась бы пятницы – ведь просила меня подъехать, чего ж тогда звонила-то? Это было спонтанное решение, принятое мгновенно, – убежать. Вопрос теперь в том, куда она делась после этого. Мать ее ничего не говорила?
