– Я не путаю. Она пыталась покончить с собой, приняла упаковку снотворного. После промывания желудка ее перевели к нам. Мы не специализируемся по такого рода нарушениям, психиатрия не наш профиль, но я не мог отказать Сольке, я ее с детства знаю, – забормотал врач, вытирая платком лицо и шею. – Ведь как чувствовал!
– И вы, обнаружив исчезновение Жильцовой, позвонили Соледад Сергеевне?
– Да! Кому еще я должен был звонить?
– В полицию и матери.
– У меня нет никаких координат ее матери, она сейчас где-то за границей отдыхает! Все решала Солька, просила помочь.
Лена незаметно кивнула Андрею, и тот вышел из кабинета, на ходу вынимая из кармана мобильный.
– Хорошо. Как именно обнаружилось исчезновение Жильцовой?
– Утром медсестра понесла таблетки, мы их по комнатам разносим, так проще контролировать прием… вошла в комнату, а Жильцовой нет. Сперва подумали, что она где-то по территории прогуливается, у нас это не запрещено, но пациенты всегда предупреждают сестру на посту, если выходят из корпуса не во время прогулок… Жильцова не вернулась ни к обеду, ни к ужину. Тогда я и позвонил…
– Как пациент может покинуть территорию клиники? Через пропускной пункт?
– Да. У нас ведь забор и камеры видеонаблюдения.
– Охрана на пункте увидела бы ее, правильно я понимаю?
– Да, конечно! И потом, там тоже есть камера.
– И что, вы не отсмотрели записи?
– Сразу же! – с жаром заверил главный врач, прижав руки к груди. – Но камеры ничего не зафиксировали.
– Слушайте, это ведь смешно: пациентка после попытки суицида исчезает с огороженной территории, оснащенной камерами, абсолютно бесследно? Не могла же она через забор перемахнуть, он у вас слишком высокий.
– Я не понимаю… мы тут же осмотрели всю территорию, искали какие-то, простите, дыры, но, разумеется, ничего не нашли, можете сами осмотреть и убедиться!
– Я непременно воспользуюсь вашим предложением, – кивнула Лена.
Вернувшийся Паровозников поймал ее взгляд и отрицательно покачал головой. Лена кивнула в ответ и сказала:
– Вызывай-ка сюда подмогу. Похоже, у нас тут не то похищение, не то еще что-то более интересное. И попроси бумаги на изъятие видеозаписей.
Андрей снова вышел, а Лев Михайлович растерянно посмотрел на Лену:
– Я что, подозреваемый?
– Пока нет. Но советую вам вспомнить все мелочи, которые случились как в день исчезновения Жильцовой, так и в последующие дни. Это поможет и нам, и вам. Прошло четверо суток, а вы не удосужились сообщить об исчезновении человека с вашей подконтрольной территории, надеюсь, вы понимаете, что это должностное нарушение?
– Чертова Солька… – простонал врач, откидываясь на спинку дивана. – Никогда больше, вот просто никогда и никому помогать не стану…
– Давайте по существу, Лев Михайлович. Нам придется опрашивать весь персонал вашего заведения, а также, возможно, пациентов корпуса, где лежала Жильцова.
– Но это нарушает наши внутренние правила… пациентов нельзя беспокоить…
– Выхода у нас нет. Кто-то мог видеть, слышать – мало ли. Кроме того, вы сами сказали, что у вас не психиатрическая клиника, а это значит, что находятся здесь адекватные люди, с которыми я могу побеседовать на законных основаниях. Не стоит чинить препятствий расследованию.
– А… вы думаете, уже есть… есть что расследовать?
– Пока только факт вашей должностной халатности, к счастью. Но кто знает, что могло случиться с Жильцовой?
– О господи… – пробормотал Лев Михайлович. – Разрешите мне таблетку выпить? А то сердце что-то…
– Пожалуйста, пейте.
Пошатываясь, словно пьяный, врач дошел до стола и вынул из ящика упаковку нитроглицерина, сунул красную горошину под язык и на секунду зажмурился.
В кабинет вошел Паровозников, сообщивший, что группа выехала.
– Хорошо. Дождемся, и ты пойдешь смотреть записи. А мы пока продолжим беседу. Иди, встречай. – Андрей вышел из кабинета, метнув напоследок недоверчивый взгляд в сторону главного врача.
Лев Михайлович согласно кивнул и вернулся на диван, присел на самый краешек и замер в ожидании.
– Давайте по порядку. В понедельник был обычный рабочий день, так?
– Да. В этот день у нас были назначены беседы с врачами, потому на территории было несколько человек, чьи родные готовятся к выписке. Понимаете, нет смысла тянуть до дня посещений и держать здесь людей, которых можно выписать, скажем, во вторник или среду, – это ведь лишние расходы, а у нас здесь высокие расценки.
– Мне нужны будут фамилии пациентов, чьи родственники были здесь.
– Да, я скажу старшей медсестре, она подготовит.
– Больше ничего не хотите добавить? – Лена внимательно посмотрела в глаза врача, и тот смешался:
– Вроде бы нет…
– Я не советую вам запираться.
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Лев Михайлович, именно в понедельник вы разрешили Жильцовой позвонить с вашего телефона – припоминаете?
Он растерянно посмотрел на Лену:
– Откуда?.. Кто вам сказал?
– Дарья Жильцова. Она звонила мне.
– Вам?
– Я думаю, что вы не в курсе событий, предшествовавших попытке суицида Дарьи?
– Я знаю только, что ее бросил муж, которого она любила… Солька рассказала.
– А о том, что ее муж обвинен в убийстве и получил семь лет в колонии, она вам не рассказала?
По выражению лица бородатого доктора она поняла, что тот услышал об этом только что.
– Так вот, муж Дарьи находился под следствием, недавно был осужден, и это в том числе могло подтолкнуть ее к самоубийству. Она воспользовалась вашим телефоном, чтобы позвонить мне, поскольку я вела дело ее супруга. Именно поэтому я сегодня здесь. Мы собирались обсудить факты, о которых она не успела или не захотела рассказать раньше. Причин убегать отсюда после того, как встреча была уже назначена, у нее не было. Она должна была дождаться меня. Что же произошло? Что заставило ее изменить решение?
– Не знаю, честное слово. Ума не приложу.
– Допустим. Она звонила из вашего кабинета?
– Да. Я из деликатности вышел, чтобы не смущать ее.
– Что было потом?
– Она вернула телефон, поблагодарила и ушла.
– И все?
– Да.
Но в его глазах Лена снова заметила испуг, и это ее насторожило:
– Лев Михайлович, я ведь с вами беседую совершенно доброжелательно и хочу помочь избежать обвинений. Вас ведь и лицензии могут лишить, подумайте об этом.
