Лена огорченно махнула рукой:
– Какая работа там… я даже по квартире с трудом передвигаюсь, не представляю даже, как буду управляться – ни в магазин, ни в аптеку, в доме же лифта нет, а по ступенькам я пока не рискну.
Андрей странно посмотрел на нее, и Лена мгновенно догадалась, о чем он собирается спросить, а потому предостерегающе продолжила:
– Очень прошу тебя: не начинай. Это не твое дело.
– Не мое – так не мое, – легко согласился он. – Хочешь, в магазин сгоняю, у тебя ведь недалеко супермаркет? Напиши что надо, я куплю, раз уж приехал.
Лена растерялась. Она понимала, что Андрей предлагает помощь по дружбе, безо всяких намеков, но опасалась, что Никита, приехав, к примеру, завтра, обнаружит в холодильнике продукты и поймет, откуда они. А это непременно означает скандал, выяснение отношений, претензии и обиды. Заметив ее растерянность, Андрей невесело рассмеялся:
– Эх ты, начальница… я помочь хочу, а не твою личную жизнь под угрозу поставить. А если он завтра не придет? Я, кстати, тоже не смогу, дежурю. Так и будешь голодная сидеть?
И Лена сдалась, понимая, что Андрей прав: Никита может не прийти еще пару дней, и тогда она действительно вынуждена будет сидеть на голодном пайке или звонить матери, которая до сих пор не была в курсе произошедшего. Лена не стремилась сообщать ей о своем состоянии, не хотела обременять заботами, а это значило, что нужно соглашаться с доводами Паровозникова.
– Принеси мою сумку из прихожей.
Андрей внимательно выслушал все просьбы, записал название обезболивающих таблеток, порекомендованных Лене врачом на ночь, и ушел, прихватив ключи. Она с трудом переместилась к окну и, опираясь на подоконник, смотрела, как он вышел из подъезда, пересек двор и скрылся за стоявшим напротив домом.
«Почему я не смогла жить с ним? Ведь он совершенно очевидно меня любит, – думала она с тоской. – Это ж кому скажи: ловелас Паровозников, за которым хвостом все женщины в прокуратуре увиваются, готов бегать для меня в магазин, таскать авоськи с продуктами, выполнять любые желания, а я предпочла ему другого. Того, кому я не нужна так явно, что он врет и изобретает способы, чтобы улизнуть в первый же день, когда я оказываюсь дома после больницы. Нет, не буду про это, а то заплачу…»
Выпив стакан воды, она почувствовала себя немного лучше и перенеслась мыслями к Жильцову. Лена никак не могла отделаться от ощущения, что в деле что-то нечисто, чего-то они не увидели, пропустили, не заметили. Да, все указывало на то, что убийца Полосина – Жильцов, но то, как упорно он запирался и ни разу не сделал даже попытки признать вину, настораживало. Прежде Лене не попадались такие упертые убийцы, любого можно было на чем-то поймать, надавить на болевую точку. Виктор Жильцов не произнес ни единого слова, кроме «я невиновен». Она понимала, что прокурору легче было поверить в собранные доказательства, которые, увы, полностью подтверждали вину Жильцова, чем принять во внимание странное поведение обвиняемого и его упрямое молчание. Но осадок остался очень неприятный – словно при ее участии в тюрьму пошел невиновный.
– Ты чего опять зависла? – раздался за спиной голос Андрея, и Лена вздрогнула:
– С ума сошел? Я так инфаркт схлопочу!
Паровозников только усмехнулся и принялся выгружать из принесенных пакетов покупки.
– Скажи, что куда убрать, я сделаю, чтобы тебе не крутиться. Ты вообще как – себя-то обслуживать сможешь?
– Постараюсь.
– Ленка, я серьезно: не геройствуй, а то мало ли… Я ж от чистого сердца предлагаю, без всякой там корысти.
– Андрюш, я и так не знаю, как тебя благодарить.
– Да никак, – отмахнулся он, закрывая холодильник. – Для чего друзья-то нужны?
– А говорят, что между мужчиной и женщиной дружбы не бывает, всегда только флирт.
– Глупости это. Флирт у нас с тобой уже был – помнишь? Не покатило. Так что ограничимся дружбой, – улыбнулся Андрей, а Лене стало не по себе: она вот не могла так легко рассуждать о их разрыве. Но, взглянув в лицо Паровозникова, она вдруг четко увидела, каких усилий стоят ему эта легкость и эти вроде бы иронические высказывания.
«Он до сих пор переживает, – поняла Лена, чувствуя, как внутри зашевелилась жалость. – Надо же… Я никогда бы не подумала, что Андрей способен на такие длительные переживания, да еще из-за меня».
– Я тогда, пожалуй, пойду – раз нет больше пожеланий, – произнес Андрей после неловкой паузы.
Лена с облегчением кивнула – ей вдруг показалось, что если Андрей сейчас же не уйдет, неизвестно, что может произойти, а потом она снова будет себя казнить. Да и Никита… вдруг он все-таки решит приехать ночевать и застанет в квартире Паровозникова? Ему не объяснишь про дружбу с бывшим, он точно не поймет и не оценит.
Андрей демонстративно положил связку ключей на тумбочку у зеркала в прихожей и вышел, плотно прикрыв дверь. Лена перевела дыхание и пробормотала:
– Что только в голову-то не полезет…
Опираясь на костыли, она добралась до кровати, легла и задумалась. «Я ничего уже не смогу изменить в деле Полосина. Но почему меня не отпускает мысль о том, что Жильцов не виноват? Потому что он показался мне порядочным человеком? Можно подумать, в моей практике не было случаев, когда вот такие с виду порядочные люди совершали и убийства, и мошенничества. Ревность – очень страшная штука, она все перемешивает в голове человека, все ставит с ног на голову, искажает многие вещи до неузнаваемости. Вряд ли найдется человек, который, узнав об измене, спустил бы все на тормозах. Даже если внешне это выглядит как прощение, внутри-то все равно ураган, который рано или поздно вырывается наружу и сносит все на своем пути. Жильцов мог держать все в себе, но в какой-то момент не справился. И момент этот – письмо с приглашением приехать, отправленное Дарьей Алексею. Любой сорвался бы. Вроде все складно – но почему-то я не могу представить, что это Жильцов убил Полосина. Почему? Не могу объяснить, и факты все против него, а у меня не складывается картинка. У Судаковой сложилась – а у меня нет. И теперь Жильцов пойдет в колонию».
От этих мыслей заболела голова, Лена решила отвлечься на что-то, но никак не могла – ни телевизор с каким-то глупым шоу, ни вынутая из-под подушки книга не отвлекли ее от размышлений о судьбе Виктора Жильцова.
Лене казалось, что она не успела сделать что-то важное, не заметила какую-то деталь, служившую ключом к разгадке. Она привыкла доверять своему чутью, но, разумеется, прокурору не объяснишь этого и не сделаешь аргументом.
– Похоже, мне пора выбросить эту историю из головы, – пробормотала она, переворачиваясь на бок и укрываясь одеялом с головой. – Я ничего не могу изменить…
Телефонный звонок с незнакомого номера раздался через неделю, когда Лена, уже вполне освоившаяся с костылями, пыталась самостоятельно помыть полы при помощи швабры.
– Да, слушаю, – прижав плечом трубку к уху, сказала она и услышала взволнованный, чуть глуховатый женский голос:
