Но за последние несколько десятилетий в эволюционной биологии произошел настолько значительный концептуальный и эмпирический переворот против полового отбора, что, по словам одного профессора в этой области, с которым я говорила, классические труды Бейтмена и Трайверса теперь цитируют разве что из сентиментальности. И поэтому удивительно, что первые данные, опровергающие эту теорию, принадлежат самому Бейтмену.
Хотя выводы Бейтмена вызывают в воображении образ особняка Playboy или хорошо укомплектованных гаремов, нам необходимо вернуться к стеклянным контейнерам. Только в нашем молодом столетии ученые заметили, что это (кхм) судьбоносное исследование никогда не воспроизводилось и даже не изучалось как следует, и современные эволюционные биологи Брайан Снайдер и Патриша Говэти решили к нему приглядеться. Как они признают, они вернулись к исследованию со многими преимуществами, которых Бейтмен был лишен. Преимущества включали современные компьютеры, более изощренные статистические методы и – осмелюсь я добавить? – пятьдесят лет феминистских открытий о том, как культурные убеждения могут повлиять на научный процесс7. Как и другие современные критики Бейтмена, Снайдер и Говэти выразили ученому уважение и восхищение его “революционным” методом. Но, как они указывают, учитывая его “фундаментальную природу”, было “важно убедиться, что данные Бейтмена надежны, его анализ верен, а выводы оправданны”8. Но подвтерждений этому не последовало. Проверка Снайдера и Говэти обнаружила значительные проблемы.
Для начала, как вы помните, Бейтмен использовал разные мутировавшие штаммы Drosophila, чтобы делать выводы о репродуктивном успехе исходя из конкретных переданных каждому потомку наборов аномалий. Если этот метод оставил вас в брезгливом размышлении о жутких мушках, которым не повезло унаследовать и материнскую и отцовскую мутацию, вы в одном шаге от серьезной проблемы: эти мутации повлияли на живучесть потомства, и Бейтмен подсчитал лишь выживший молодняк9. Но если, с другой стороны, мушка была более способна выжить, так как имела лишь одну мутацию или ни одной, тогда отпрыск приписывался, в лучшем случае, лишь одному родителю. Так как происхождение столь многих потомков было полностью или частично не определено, это оставляло большие возможности для ошибок. Бейтмен упомянул эту проблему, а Снайдер и Говэти подсчитали ошибки. Они заметили, что данные двух третей экспериментов Бейтмена свидетельствовали о том, что самцы производили больше потомства, чем самки, что логически невозможно, так как каждый отпрыск имеет и отца и мать. Иными словами, данные были искажены в сторону подсчета потомства самцов10. Этот перекос важно было заметить, так как сама задача исследования заключалась в том, чтобы сравнить изменчивость репродуктивного успеха самцов и самок, а данные были искажены таким образом, что предположительная изменчивость самцов была преувеличена.
Даже если не затрагивать источник искажения данных Бейтмена, остается важная проблема, впервые поднятая Танг-Мартинес и Брандтом Райдером11. Отметив, что исследование Бейтмена было “изобретательным и элегантным”12, они также указали, что его знаменитое открытие, согласно которому лишь самцам выгоден промискуитет, – ставшее бессмертным универсальным принципом, – в действительности было применимо только к последним двум сериям экспериментов. По причинам, которые остаются неясными13, Бейтмен проанализировал данные из первых четырех серий отдельно от последних двух и представил их в двух разных графиках. Примечательно, что самки показали больший репродуктивный успех с большим числом партнеров в первых четырех сериях, хотя и менее выраженный, чем у самцов. Но в разделе обсуждения в своей статье Бейтмен сфокусировался преимущественно на результатах, которые соответствовали идее состязательных самцов и избирательных самок. Как замечает Танг-Мартинес, этот избирательный фокус затем был перенят другими:
За некоторыми исключениями большинство последователей представляли в своих работах только данные из серий 5 и 6 (второй график Бейтмена) и полагались на них. В общих рассуждениях о половом отборе и даже в учебниках по поведению животных почти всегда оказывался только второй график, и обсуждение было ограничено этими результатами обычно как объяснение, почему мужчины промискуитетны, а самки скромны и избирательны. Результаты серий 1–4 и любые рассуждения о росте [репродуктивного успеха] самок как следствии количества самцов, с которыми они спаривались, фактически исчезли из литературы14.
Чтобы увидеть, как результаты выглядели бы без очевидно произвольного разбиения экспериментальных серий, сделанного Бейтменом, Снайдер и Говэти заново проанализировали данные из всех шести серий, объединив их. Как радостно заявляют исследователи, если бы только Бейтмен сделал это сам, он мог бы с гордостью сообщить о первом доказательстве репродуктивной выгоды женского промискуитета! Репродуктивный успех увеличивался с числом партнеров и у самок, и у самцов, причем примерно в равных долях. Учтя это вместе с перекосом в сторону подсчета отцовских отпрысков, ученые заключили, что “в данных Бейтмена нет серьезной статистической основы для вывода, что репродуктивный успех самок не увеличивается с числом партнеров”15.
Бесспорно, из-за того что идеи Бейтмена противоречили его данным, наука буксовала. Конечно, эволюционные биологи, интересующиеся половым отбором, не бездельничали десятилетиями по причине того, что старина Бейтмен открыл все, что им было нужно, еще в 1948 году. Они были заняты экспериментами, и современные исследования обнаружили множество видов, для которых принципы Бейтмена действительно применимы16. Однако Drosophila melanogaster оказалась лишь одним из многих существ, для которых эти принципы не работают. В 2012 году в академическом журнале поведенческой экологии появился длинный список из 39 видов всего животного царства, у которых, как обнаружили ученые, женский промискуитет приводит к большему репродуктивному успеху17. И хотя у многих видов промискуитет все же более выгоден самцам, иногда выгода одинакова для самцов и самок (например, у сосновых бурундуков и восточных тигровых саламандр)18.
В противоположность историческому пониманию, что промискуитет в целом вотчина самцов, теперь ясно, что женский промискуитет распространен во всем животном царстве: от плодовых мушек19 до горбатых китов20 – и “повсеместен” среди приматов21. Это открытие стало возможным благодаря тестам на отцовство, позволившим ученым снять покров тайны, под которым скрывался безудержный женский промискуитет (в основном многих видов птиц, считавшихся моногамными)22. Представьте себе токовище – некую арену, на которой самцы состязаются друг с другом и где “победитель забирает все” в смысле доступа к самкам. Это случай состязательных самцов и разборчивых самок. Но у некоторых видов при более внимательном изучении с тестами на отцовство оказывается, что все происходит наоборот. Например, двухлетние наблюдения за канадским песочником, очаровательной птичкой из семейства бекасовых, показывают, что в соответствии с традиционными ожиданиями тока один удачливый самец вовлекается в 80 % спариваний в первый год и в 100 % во второй год23. Можно было бы подумать, что для него игра стоит свеч. Но тестирование ДНК свыше 160 высиженных птенцов на отцовство показало, что многое происходит “за кулисами”. Далеко не один и не два самца срывают репродуктивный джекпот: минимум пятьдесят девять самцов оплодотворяют яйца в сорока семи протестированных выводках (яйца из одного выводка могут иметь разных отцов)! Это значит, что “отцов было больше, чем матерей”24. Помните, предполагается, что есть только один отец, которого делит целое сообщество матерей. Более того, большинство самцов имело потомство с одной самкой, но удивительные 40 % выводков имели больше одного отца.
