Дарвиновское объяснение опиралось на подробные наблюдения за животными и их брачными играми. Как написал журналист Nature о том периоде в истории, “несмотря на репутацию викторианской эпохи как ханжеской… оставалось мало уголков мира, где токующие животные могли избежать дотошного натуралиста”1. Эти полевые исследования подвигли Дарвина написать в “Происхождении человека и половом отборе”, что причина отличий мужчин от женщин
…похоже, заключается в том, что самцы почти всех животных имеют более страстную натуру, чем самки. Поэтому именно самцы сражаются друг с другом и усердно красуются перед самками2.
Касательно борьбы, которую ученые называют внутриполовой конкуренцией, Дарвин предположил, что из-за нее некоторые особенности, такие как внушительный размер или пугающе громадные рога, у самцов отбираются чаще. Это происходит потому, что такие признаки увеличивают репродуктивное преимущество самца, помогая ему бороться с другими самцами за доступ к самкам. С другой стороны, более причудливые особенности, такие как роскошное оперение, приятный запах или затейливая песня, положительно влияют на репродуктивный успех самца, увеличивая его привлекательность для самки как полового партнера. Эта динамика называется межполовой конкуренцией.
Дарвин признавал, что схема, которую он описал, иногда работает в обратную сторону, и самки оказываются более состязательными и красивыми, а самцы более избирательными и менее эффектными. Но это менее распространено, так как, считает Дарвин, выбирают чаще самцов, чем самок. Он заключил, что это как-то связано с малым размером и мобильностью сперматозоидов по сравнению с яйцеклетками. Но именно Бейтмен, подхватив его идею и развив ее, предложил первое убедительное объяснение, почему именно самцы состязаются, а самки выбирают между ними.
Целью его исследования было проверить предсказания теории полового отбора. Как и естественному отбору, половому отбору необходима изменчивость репродуктивного успеха: если все одинаково успешны в производстве потомства, нет основания для исключения менее успешных особей. Если, как предположил
Дарвин, половой отбор более строг к самцам, это означает, что у них больше изменчивости в репродуктивном успехе, чем у самок, то есть больший разброс между наименее и наиболее репродуктивно успешными особями. Бейтмен первый решил проверить это утверждение3.
Он провел шесть серий экспериментов, в которых самцы и самки плодовых мушек (Drosophila melanogaster) были заперты вместе в стеклянных контейнерах на три-четыре дня. На исходе этого периода Бейтмен проверял, сколько потомства произвел каждый самец и каждая самка и от скольких партнеров. Для этого ему потребовалась большая изобретательность, так как молекулярная биология, которая сегодня позволяет продавать наборы для определения родительства в супермаркетах, в 1940-х годах еще не существовала.
Если говорить в терминах киноискусства, Бейтмен придумал нечто среднее между “Франкенштейном” и “Большим братом”. Каждая мушка в его серии имела характерную мутацию: у кого-то были очаровательные клички (такие, как Щетинка, Лысый, Волосатое Крыло), у других свойства были более жуткие (например, мушка с миниатюрными глазами или даже безглазая “микроцефальная” мушка). Каждая мушка имела один доминантный мутантный аллель (одну из двух копий гена) и рецессивный нормальный аллель. Если вы припомните школьную биологию, примерно четверть потомства должна была получить мутацию от матери и отца, четверть – только от отца и еще одна четверть – только от матери (последние счастливые 25 % потомства не получали никаких мутаций). Этот принцип генетического наследования позволил Бейтмену оценить, сколько потомства от каждой мужской и женской особи было получено и сколько разных партнеров у мушки было.
Результатом шести серий спаривания стал первый научный доклад о большей изменчивости репродуктивного успеха у мужских особей. Например, 21 % самцов не смог произвести потомства по сравнению только с 4 % самок. Самцы также отличались большей изменчивостью по предположительному количеству партнеров. Но именно связь этих двух фактов стала основой объяснения, почему мужчины соревнуются, а женщины выбирают: Бейтмен заключил, что мужской репродуктивный успех возрастает с промискуитетом, а женский – нет. Его критически важным выводом была уже знакомая нам идея, что успех самца в производстве потомства сильно ограничен количеством самок, которых он сможет оплодотворить, в то время как самка ничего не достигает от спаривания с более чем одним партнером (поскольку первый партнер и так снабдит ее гораздо большим количеством спермы, чем ей нужно).
Любопытно, что исследование Бейтмена не замечали более двадцати лет4. Но позже его аргумент был расширен в знаковой статье эволюционного биолога Роберта Трайверса5. В этой работе экономика производства яйцеклетки и спермы была рассмотрена более подробно, выражена в терминах большего вклада самки – крупная драгоценная яйцеклетка по сравнению со скромным мужским вкладом – единственный крошечный сперматозоид. Трайверс также указал, что неравнозначные затраты на воспроизводство могут не ограничиваться половыми различиями в размерах пожертвованных гамет (то есть яйцеклетки и сперматозоида), а распространяться на вынашивание, лактацию, кормление и защиту. Я уверена, что любая читательница, у которой есть опыт материнства, согласится с аргументом о важности женской репродуктивной роли у млекопитающих. (Лично я осознала эту глубокую истину во время первой беременности, когда прочитала яркое описание родов как физического подвига, когда человек пытается выбраться из машины через выхлопную трубу.) Больше вкладывающий в воспроизводство пол – обычно женский – должен выбрать лучшего самца из возможных, размышлял Трайверс, поскольку затраты на низкокачественное спаривание будут значительными. Но самцам лучше состязаться с другими самцами, чтобы распространить свое дешевое, запущенное в массовое производство семя среди как можно большего числа самок. Отсюда следует вывод, заключал Трайверс, что самец обычно мало теряет и много приобретает, забывая о существующем потомстве и пускаясь на поиски нового партнера.
Парадигма Бейтмена, когда ее заметили, на долгое время стала “основополагающим принципом и краеугольным камнем теории полового отбора”. Эволюционный биолог Университета Сент-Луиса (штат Миссури) Зулейма Танг-Мартинес пишет:
До недавнего времени непререкаемые постулаты в исследованиях полового отбора заключались в том, что яйцеклетки требуют больших затрат, а сперматозоиды неисчерпаемы и дешевы, что самцы должны быть промискуитетны, а женщины – избирательны и спариваться только с одним лучшим самцом и что должна быть большая репродуктивная изменчивость среди самцов (по сравнению с самками), потому что именно самцы состязаются за самок и спариваются больше чем с одной самкой. Так как самки, предположительно, спариваются только с одним самцом, это значит, что некоторые самцы могут спариваться со многими самками, в то время как другие – с немногими или даже ни с кем. Эта репродуктивная изменчивость приводит к половому отбору черт, которыми обладают более успешные самцы6.
Безусловно элегантные рассуждения Бейтмена, развитые Трайверсом, обрели статус универсальных принципов на многие годы. Они также стали основой для заявлений об эволюционных различиях между женщинами и мужчинами, в которых павлиньи хвосты заменялись “мазерати”, шикарными офисами и большими сверкающими призами. Просто замените фразу “много самок” на “много подружек”, а “признаки, которыми обладают более успешные самцы” на “мазерати, которыми обладают более успешные мужчины”, и все сойдется. С эволюционной точки зрения женщина, стремящаяся к высокому статусу, – это примерно как рыба, мечтающая о велосипеде.
