Самое ужасное, что ее никто не жалел, даже тетя Роза.
– Так тебе и надо, – говорила Фатимкина мама, – какой позор на мою голову! Что твой отец скажет? Какую дочь я воспитала?
А у меня случились такие понос и рвота, какие были только у моей мамы после марганцовки. Желудок никак не хотел переваривать яблоки с солью и выворачивался наизнанку.
Самое ужасное, что меня тоже никто не жалел, даже бабушка.
– Так тебе и надо, – приговаривала она.
И если Фатимка могла лежать только на животе, я могла лежать только на спине.
Через двое суток тетя Роза разрешила мне, обессиленной и похудевшей, проведать подругу.
– Не могу больше так лежать, – пожаловалась Фатимка.
– У меня хуже было, – ответила я.
– Ну скажи, это ведь самая вкусная вещь на свете?
– Да, – подтвердила я.
А что я могла ответить раненой подруге?
– Только они не молодильные, – уточнила я, – видишь, я же не превратилась в маленькую девочку.
– Просто они неспелые пока, – отмахнулась Фатимка.
Потом, когда Фатимка обрела способность передвигаться, нас отправили с пирогами, курицей и пастилой к Варжетхан просить прощения.
– Ты будешь говорить, – понукала меня Фатимка.
– Нет, ты, – отказывалась я.
В результате мы пришли во двор Варжетхан – гадалка сидела под яблоней, – молча положили дары ей в ноги и, низко кланяясь, пригибаясь и пятясь (в случае с Фатимкой это было оправданно), убежали со двора.
Варжетхан сидела, нахмурив брови, но тряслась мелкой дрожью всем своим необъятным телом.
– Чего это она? – спросила я.
– Наверное, хочет нас в крыс превратить, – ответила Фатимка, – заклинание такое!
Мы бежали домой, поднимая пыль и сбивая сандалии.
А Варжетхан еще долго хохотала и вытирала слезы, потому что очень испугалась и за меня, и за Фатимку.
Шашлыки и энцефалитный клещ
Зачем, зачем я на это согласилась? Мы с будущим мужем уже жили вместе, я всеми силами доказывала, что мы «не разные в быту» и ждала, когда он предложит доехать до загса, чтобы подать заявление. Мама, которая всегда считала, что не нужно ждать милостей от природы, брать их – наша прямая задача, решила ускорить процесс и пригласила нас на дачу. Мероприятие проходило под кодовым названием «помолвка», в конце его будущий муж должен был официально объявить о том, что завтра (послезавтра, послепослезавтра) мы едем подавать заявление.
– Может, не надо? – вяло сопротивлялась я.
– Надо, – ответила мама, – иначе эта бодяга никогда не кончится.
– Мам, он не любит есть на природе, – сказала я.
– Будет есть в доме, с тарелки, ножом и вилкой. Не волнуйся, – пообещала она.
В назначенный день мы с будущим мужем приехали на дачу. Я даже не сразу узнала участок – мама каким-то чудом умудрилась за неделю вырастить на нем цветы, елки и даже куст жасмина.
– Мам? – спросила шепотом я.
– Всю ночь с соседкой пересаживали, – пояснила мама. – А елки мужики в заповеднике выкопали. Жасмин купила. Утром посадила. Только не трогай деревья – могут упасть.
– Ты бы еще траву покрасила, – процедила я.
– Была такая мысль… – задумчиво ответила мама.
В общем, участок выглядел прекрасно. В углу, на мангале, горели угли. На столе стояла тарелка с нарезанными овощами и лавашом.
Будущий муж улыбался. У меня дергался левый глаз – реакция на стресс (о чем мой суженый пока, до свадьбы, не знал. Зачем ему нужна жена с тиком?). Поэтому я старалась пореже моргать и нацепила темные очки. Когда мама демонстрировала цветущий жасмин, который в это время года никак не мог цвести, из дома вышел Славик.
– А он что тут делает? – прошипела я.
– Забор помогает ставить, а что? – удивилась мама.
Будущий муж кивнул Славику и вроде бы продолжал улыбаться.
Славик пошел проверить степень готовности мангала.
Будущий муж с будущей тещей выпили вина, обсудили последние новости экономики, политики и положение на международной арене. Мама щебетала, будущий муж аккуратно резал огурчик на тарелке. Все шло прекрасно. Я сняла очки, поскольку нервный тик на глазу почти прошел.
Я сидела на качелях и вяло раскачивалась. Славик сосредоточенно ворошил в мангале угли.
– Вроде все нормально, – сказала я ему, когда он присел рядом.
– Еще не вечер, – ответил он.
– Помоги мне, – попросила я.
Славик пожал плечами. Мол, ты же знаешь Ольгу Ивановну.
И даже когда Славик выкладывал шампуры на мангал, все было прекрасно. Мама увидела соседского кота, который приходил к ней кормиться три раза в день, и бросила ему кусок колбасы. Муж умильно улыбался – будущая теща даже любит домашних животных и подкармливает бесхозных. Святая женщина. Он, к счастью, не видел, как мама пнула кота под дых ногой со словами «сволочь прожорливая». Собственно, кот к этому привык и никак не среагировал. Это был такой ежедневный ритуал – когда сначала ногой под дых, а потом колбасу на тарелку. После трапезы мама обычно сообщала коту: «Убью, скотина». И кот, счастливо мурлыкая, уходил по своим кошачьим делам. Но будущий муж и этого, по счастью, не услышал.
Славик пожарил шашлык, и мы сидели в беседке, чинно уплетая мясо. То есть мы со Славиком ели прямо так, откусывая с шампура, а будущий муж – из тарелки, приборами.
– Вкусно, – сказал будущий муж.
– Я его в мацони замочила, – ответила мама, – и соус томатный домашний. – Славик хмыкнул. Я улыбалась еще немного напряженно, но нервный тик почти прошел.
– Ольгуня, – послышалось из-за забора, – у тебя шашлыки, а ты не зовешь…
Мама сделала вид, что не услышала.
– Ольгуня! – опять раздалось из-за забора.
– Меня нет! – крикнула мама.
– Я иду-у! – крикнули из-за забора.
Через минуту на участке появился наш сосед дядя Петя – полковник КГБ в отставке.
– О, это по твоей части, либерал, – сказала мама будущему зятю, который поперхнулся огурцом.
– Ольгунь, ну, мы же договаривались, – капризно сказал бывший кагэбэшник.
– У меня вот видишь… зять… ну, почти зять… – сказала мама.
Кагэбэшник просканировал моего будущего мужа на предмет внешности и нахмурился.
– Еврей? – спросил он строго.
– По маме, – ответила за будущего мужа я.
– Значит, еврей… – протянул кагэбэшник. – Палестина, значит. Значит…
– Петь, ты чё хотел-то? – перебила его мама.
