– Отец Марк! Отец Марк, о Господи! Там, у вас за спиной, там чудовище! – Саньку словно прорвало. Ужас, обуявший его, превратил речь паренька в смазанный звуковой поток. – Отец Марк, надо срочно уходить, там морглод, он сожрет, он сожрет нас, о Господи! Нам надо немедленно уходить!
Отец Марк мрачно зыркнул на него и произнес:
– Когда мне понадобится твое мнение, я у тебя его обязательно спрошу, а пока – заткнись.
– Он что, обкуренный? – шепнул я Саньке. Тот кивнул. Морглод тем временем успешно отбил атаку псов и уже дожевывал их истерзанные тела.
Наблюдая за тем, как снопы черного дыма поднимаются к нависающим тучам, отец Марк задумчиво, даже отстраненно сказал:
– Возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя. Никогда не даст Он поколебаться праведнику.
– Отец Марк… – начал опять Санька, но грохот выстрела «Сайги» оборвал его. Я бросился на обезумевшего проповедника, но тот вскинул карабин и зарычал:
– СТОЯТЬ!
– Я в порядке, – подал голос Санька. Я обернулся. Он и вправду был в полном порядке – видимо, отец Марк, желая припугнуть парня, выстрелил выше его головы.
– Ты что, совсем с ума сошел?! Брось ружье! – закричал я, закипая от злобы. За поясом у меня находился пистолет, но достать его не представлялось возможным. «Пока буду тянуться за оружием, этот чокнутый наделает в нас кучу дырок». – Отец Марк, – успокоившись, начал я, пытаясь вразумить старика. – Сейчас не время сводить счеты.
– Не время? – недоуменно спросил пастырь. – А мне кажется – самое время. Нет? Александр, вы как считаете? Время или не время?
– Я… я не знаю.
– Отец Марк, – обратился я к нему, хотя уж понимал, что слова мои для него – пустой звук. Я надеялся, что, может, хоть Санька наконец поймет, что отец Марк – больной на голову говнюк, возомнивший себя Всевышним. – Ты же вчера проповедовал в церкви, говорил о том, чтобы люди открыли глаза. А сам не видишь, что творится у тебя под носом. Очнись! Открой глаза!
Настоятель опять вскинул карабин. Дуло оружия – черная дыра размером со Вселенную – уставилось на меня. Но выстрелить проповедник не успел. Санька, стоявший за моей спиной, выхватил у меня из-за пояса пистолет и выстрелил. А потом уронил оружие, заплакал, схватился за голову и упал на колени. Следом за ним на землю начал заваливаться отец Марк, схватившись за плечо и захрипев. «Сайгу» повело в сторону, я тут же подскочил к проповеднику и отобрал у него ружье.
– Я выстрелил! – всхлипывал парнишка, колотя себя кулаками по голове.
– Ты молодец, ты спас нас.
– Я убил его! Убил!
– Эй, Санька! – Я попытался поднять парня, но из его тела будто вынули все кости – он безропотно встал, но стоило мне его отпустить, как он тут же повалился опять. – Санька! – рявкнул я. – Успокойся! Не убил ты батюшку своего. Ранил только – в плечо. А теперь давай поднимайся, и побежали отсюда, пока нас не сожрал вот тот морглод.
– Не убил? – поднял взгляд паренек.
– Не убил, твою мать! Хочешь добить?! – крикнул я. Санька сразу оживился. – Давай, давай, давай! Поспешим! Тварь сейчас дожует свою добычу и до нас доберется. Держи мой пистолет. Главное, меня не укокошь.
Сам я взял «Сайгу» пастыря.
– Бежим?!
– Бежим!
* * *
Ломая тлеющие доски, стены, указательные столбики и хилые деревца, – ломая все, с чем входил в соприкосновение, растопырив руки и ноги, спиной вперед, матерясь, пролетел Санька. Даже тех мгновений, что длился его полет, мне хватило, чтобы увидеть жуткий кровавый блин на том месте, где раньше было лицо парня. Он приземлился рядом со мной, я тут же помог ему подняться.
– Ты как?
Санька махнул рукой.
– Нормально, – прохрипел он замогильным голосом. – Цел.
– А лицо?
Санька вытер кровавые ошметки со лба, щек, носа.
– Это меня потрохами того гада забрызгало. До того объелись, твари, что пузы их от пуль так и лопаются, как тыквы перезрелые. – Санька похлопал себя по груди, животу, убедился, что руки-ноги не переломаны. Потом спросил: – Сам как?
– Живой, – махнул я рукой.
– Откуда их столько?
– Если бы я знал. За дружка своего, наверное, мстить пришли. Ладно, к черту догадки, показывай дорогу.
– Побежали за мной!
Парень сорвался с места, и мне пришлось приложить немало сил, чтобы нагнать его. Сердце тарахтело, как пулемет, – с отдачей, выпрыгивая из груди. Дыхание сбилось, превратившись в судорожные хлебки воздуха. Как при таком галопе Санька умудрялся еще и стрелять, я мог только догадываться. Краем глаза я видел, что следом за нами, в надежде спастись, побежало еще несколько человек.
Остальные, ослепленные страхом, жались к огню. Самых слабых толпа вытеснила на горящий забор. Крики этих несчастных затерялись в общей суматохе. Наконец, ограда не выдержала и со скрипом рухнула на землю, с хрустом погребая под собой людей. Кто-то не разбирая дороги рванул вперед, в самое пекло. Вновь раздались истошные крики, запахло палеными тряпками и волосами. Монстры одобрительно зашипели.
Перепрыгивая через тела и уворачиваясь от ленивых выпадов мутантов, мы преодолели значительное расстояние. Но едва я подумал о передышке, как был тут же за это сурово наказан судьбой.
Все произошло очень быстро. Кривая фигура метнулась ко мне – и тотчас раздался звук рвущейся одежды. Горизонт, до этого все время маячивший перед глазами, резко ушел вверх. Вжух! Я не сразу сообразил, что произошло. Но когда, прокатившись кубарем метров семь, вскочил на ноги, было уже поздно.
В пяти шагах от меня, картинно расставив мохнатые лапы, стоял громадный выродок. Ловким ударом он сбил меня с ног и теперь явно намеревался сытно мной отобедать. Расстояние для прыжка было великовато. Но мутант и не собирался прыгать. Он вразвалку подошел ко мне, раззявил скособоченную пасть, брызгая склизкой слюной. Из недр его глотки вылез мясистый, похожий на гигантского червя, язык.
– Пригнись! – раздалось сбоку. Валя. Она прикрывала нас с пригорка. И тут же засвистели пули. Вжимаясь в землю, я едва ли понимал – жив я еще или уже нет. Судя по ноющим ногам и громыхающему в груди сердцу, – скорее жив, чем мертв.
Опрокинутый выстрелом навзничь, монстр упал, а я подскочил на ноги и вместе с Саньком бросился в убежище.
– Стойте! Стойте! Подождите! – кричали сзади.
Я дернул за рукав Саню, показывая, что надо бы остановиться, но парень лишь отмахнулся. Я замедлил бег, обернулся, крикнул бегущим за нами людям:
– Хлев! Бегите туда!
А потом, едва не теряя сознание от нехватки кислорода, помчался дальше.
* * *
В хлеву пахло полынью, вековой пылью и мокрой псиной. Еще ощущался запах какой-то солнечной теплоты, какую хранит в себе сено, и сушеного липового цвета, который с июля лежал на замшелых окнах строения. Мне тут же захотелось лечь, зарывшись в рыхлую солому, и беззаботно уснуть. Где-то в углах пищали мыши. Тихо потрескивали от влажного воздуха толстые стены.
