Если все обстояло именно так, то теперь понятно, за что Роман Цылевич задолжал Строеву и каким образом он за эту его услугу расплатился: отдал ему в «вечное» пользование свою невесту, ничего не подозревающую Милу Орешкину. Подлецы!
Уже садясь в машину, Марк знал, как будет действовать.
Он припарковал машину напротив стеклянных дверей кондитерской «Буше». Сверкающая витрина, за которой дизайнер усадил за стол с тортами и пирожными семейство манекенов в одежде позапрошлого века, так и манила зайти и съесть что-нибудь сладкое. Бутафорская выпечка, сложенная в празднично украшенные лентами и виноградными листьями корзины, заставляла прохожих останавливаться перед витриной и любоваться роскошным оформлением. И все это, понятно, стоило больших денег. Хотя, зная теперь немного о Романе Цылевиче и представляя себе его манеру общения с людьми, можно было предположить, что с дизайнером и художниками, работавшими на него, он расплатился в лучшем случае пирожками да ромовыми бабами.
Марк нашел Цылевича в кабинете, в глубине кондитерской. Прохладная комнатка, заставленная уютной мебелью (явно антикварной, выбранной хозяином с любовью к красоте и комфорту), цветы на подоконнике в красивых горшках, кружевные занавески.
– Роман Цылевич? – спросил Марк, обращаясь к молодому мужчине в просторном белом льняном костюме.
– Да, это я… – брови его вздернулись вверх, глаза уставились Марку прямо в лицо. Он явно пытался вспомнить, где он мог видеть его раньше. – Мы знакомы?
– Не думаю, но есть повод познакомиться, – сказал Марк раскрыв свое удостоверение. – Марк Александрович Садовников, следователь следственного комитета при прокуратуре.
– Садитесь, пожалуйста… – тонкая белая рубаха прямо на глазах начала темнеть, напитываясь потом. Взгляд Романа стал беспокойным, движения нервными. – Чай? Кофе? А вы, собственно говоря, по какому делу?
Бисеринки пота выступили на его крупном розовом носу.
– Значит, так. Недавно из окна своей квартиры выпала одна девушка и разбилась насмерть. Девушка эта – ваша хорошая знакомая, вас часто видели вместе. В ее квартире полно отпечатков ваших пальцев. Известно, что вы находились с ней в связи…
– Мила?! – невольно вырвалось у Цылевича.
– Почему Мила? Нет, ее зовут Мария Иванова. Надеюсь, вы помните такую?
– Иванову? – переспросил изумленный Цылевич. – Какую еще Иванову? Да у меня сроду не было знакомых с такой фамилией! Тем более Мария… Нет, я не знаю такую девушку.
– У меня есть свидетели, утверждающие, что вы с ней находились в связи. Кроме этого, вас видели в ее доме, – Марк назвал адрес, – незадолго до трагедии. Отпечатки ваших пальцев сохранились на подоконнике… Скажите, Роман, что произошло между вами? Зачем вы выбросили Машу из окна?
Цылевич стал багровым, налился злостью, но вот выплеснуть ее он пока не мог, потому что не понимал, что происходит. Розыгрыш это или что-то другое… К тому же он первый раз видел перед собой этого уверенного, с надменным лицом и плотно поджатыми губами человека, представившегося следователем. Садовников… Кажется, он что-то о нем слышал. Или нет?
– Послушайте… надеюсь, что вы явились сюда не для того, чтобы развлекать подобными нелепостями… Какая-то Маша выбросилась из окна, и вы пришли ко мне, чтобы обвинить меня в том, что это я постарался… Вы в своем уме? У вас есть доказательства? И какие еще отпечатки? У меня никто никогда не брал отпечатков пальцев. Я чист, как слеза.
– Отпечатки ваших пальцев имеются на зубной щетке и бритвенных принадлежностях в квартире упомянутой вами раньше Милы – Людмилы Орешкиной. Скажете, и Милу вы тоже не знаете? Вообще с ней незнакомы? Собирайтесь, Цылевич, поедете со мной.
Роман начал озираться по сторонам, словно где-то в кабинете, за кадкой с пальмой или за книжным шкафом, мог прятаться кто-то, способный его спасти.
– Я никуда не поеду! Я не знаю никакой Маши! Что за бред!
– Скажите спасибо вашему приятелю, Строеву, это он подсказал нам, где вас можно найти…
– Гена? – закашлялся Цылевич. – Что вообще происходит? Гена не мог вам ничего такого сказать…
– Вы здорово его подставили с этим изнасилованием…
– С каким еще изнасилованием?! – Он начал терять терпение. – Что вы мне тут лепите! Я позвоню своему адвокату…
– Его фамилия случайно не Полубояринов? Михаил Семенович Полубояринов… По-моему, прекрасный адвокат, а?
Цылевич судорожным движением схватил со стола телефон и принялся, близоруко щурясь, искать нужный номер. Руки его при этом дрожали.
– Вы лучше позвоните Геннадию Строеву, и он вам сам все расскажет… – Марк сидел в кресле напротив Цылевича, сцепив кисти рук на колене, с видом обвинителя. – Расскажет, поскольку при сложившихся обстоятельствах ему нет уже смысла молчать, и он все расскажет о вас, о ваших делишках… О том, что он не такой дурак, чтобы не понять, как вы его с Орешкиной развели, как она подстроила эту сцену с изнасилованием… Чтобы вы, посадив его, избавились от него…
– Мила?! Подстроила? Да вы с ума сошли! Мила – чистая и кроткая девочка! Согласен, может, я и поступил с ней не очень-то хорошо, бросив ее… но в жизни случается всякое, это не криминал… Многие мужчины бросают своих девушек накануне свадьбы…
– Да при чем здесь ваша свадьба?! Строеву светит реальный срок за изнасилование Людмилы Орешкиной, и в этой ситуации, когда Мила может забрать обратно свое заявление по моей просьбе, или же я постараюсь как-то помочь ему избежать тюрьмы, ему не остается ничего другого, как сотрудничать с нами. И если Мила, повторяю, может забрать свое заявление и написать другое, мол, никакого изнасилования не было, просто я хотела наказать своего любовника за жадность или грубость, то с Марией Ивановой, вашей любовницей, Цылевич, дело обстоит куда серьезнее, ее нет в живых. Ведется расследование ее убийства, и вы – главный подозреваемый!
– Какая еще любовница?! Я не знаю никакой Ивановой!
– Собирайтесь, я задерживаю вас по подозрению в убийстве Марии Ивановой.
– Да подождите вы! Я не могу дозвониться до своего адвоката!
– Не думаю, что ваш адвокат сможет как-то повлиять на ход событий… Маша мертва, есть свидетели, повторяю, которые видели вас в квартире Марии незадолго до ее смерти.
– Да я и адреса такого не знаю! Первый раз слышу о существовании улицы Лунной!
– Думаю, приблизительно в такой же ситуации находился и Андрей Татаринов, дело которого вы со Строевым состряпали буквально из воздуха…
Роман, грузный, большой, тяжело опустился в свое кресло. На кончике носа его висела крупная капля пота. Он тяжело дышал.
– Человек одолжил вам деньги, поверил вам, что в случае, если он не поможет, вас могут убить, и вы в благодарность за это решили его посадить в тюрьму за убийство, которого он не совершал. Да он вообще ни сном ни духом не знал о существовании какого-то там Колосова… Вот вы только что сказали, что не знаете названия улицы, где жила Иванова, так и он не знал, что происходит на другом конце города, что кто-то кого-то избил, убил… Вы что же, думали, что таким образом избавились от своего кредитора? Вероятно, Геннадий Строев представился вам в этой ситуации просто волшебником, способным из ничего сотворить улики, свидетельские показания… Алкоголик Аржанухин, пропивший свои мозги и совесть, думаю, даже и не понял, что совершил, выступая в роли свидетеля в этом деле. Или взять куртку жертвы, перепачканную ее кровью, и представить в деле как важную улику, как куртку, принадлежащую Татаринову, – неужели вы надеялись, что все это пройдет для вас безнаказанным? Но вы и на этом не остановились. Вы, Цылевич, человек, для которого в этой жизни нет ничего святого, кроме денег, решили воспользоваться тем, что в отличие от вас у Андрея есть любимая женщина, и приказали ему молчать, пригрозив расправиться с Зоей в случае, если он попытается добиваться правды. Но и этих подлостей вам показалось мало, и вы решили расплатиться со Строевым девушкой, которая вас любила, девушкой, которая вам верила, собиралась выйти за вас замуж, вы просто-напросто продали ее Строеву! И он, мерзавец, приходил к ней от вашего имени и насиловал ее несколько дней… У вас сердце-то есть?
