И Валентина, сбиваясь и повторяясь, эмоционально жестикулируя и грозя сбить стоящий на столе графин с водой, рассказала Марку совершенно невероятную историю о том, как некий Роман Цылевич, по сути, жених Милы, продал ее человеку по имени Геннадий, который теперь приходит к ней домой и, угрожая в случае ее неповиновения убить Романа, чуть ли не каждый день насилует ее.
– Я не стану ничего скрывать, это я сказала ей, что так больше продолжаться не может, что надо как-то защитить себя и наказать виновных. Он же ее изуродует, искалечит – и физически, и морально. Он ее уже сломал… Она вообще… никакая… Хорошо, что все-таки успела запереть его в ванной комнате. Но он же может выбить дверь, он здоровый мужик!!!
Выслушав ее, Марк позвонил Локоткову и, объяснив в двух словах, что ему надо делать, а именно – отправиться с людьми по адресу и взять этого Геннадия, принялся задавать Валентине вопросы.
– Почему она раньше не обратилась в полицию или прокуратуру, после того, как он первый раз изнасиловал ее?
– Да потому, что она испугалась, как вы не понимаете?! Она же на самом деле поверила, что Романа убьют. Она не хотела брать на себя такой груз… Мила – очень хорошая девушка, понимаете? Она добрая… А еще – она очень красивая, просто фотомодель. А этот урод, Роман, я вообще не понимаю, как он мог все это устроить, как мог так с ней поступить! И ведь Геннадий не врал, когда говорил о том, что она должна расплатиться вместо Романа, он позвонил ему, дал ей трубку, и этот козел подтвердил, что Мила должна подчиниться этому гаду…
Валентина разрыдалась.
– Знаете, мне ее так жалко… Она там сейчас совсем одна, пожалуйста, сделайте что-нибудь…
– Почему не вызвали полицию? Это было бы быстрее… А вдруг Геннадий на самом деле уже выбил дверь?
– Честно говоря, мы придвинули к двери комод, на него навалили кресло и стул… Не знаю… Я очень спешила… Ой, постойте… Что-то у меня голова закружилась…
И она начала валиться на бок. Марк едва успел ее подхватить. Она очень быстро пришла в себя, схватила его за руку.
– Я не сказала еще никому… Я беременна… И мне нельзя волноваться. Но и не помочь подруге я тоже не могла. Представляете, я даже не позавтракала еще…
– Если хотите, пойдемте со мной, здесь рядом кондитерская…
Глаза Валентины загорелись злым блеском.
– Вот именно! Кондитерская! «Буше»?
– Ну да… А что?
– Да то, что эта кондитерская принадлежит как раз этому Роману Цылевичу!!! Не пойду я туда!
– Успокойтесь… Там прохладно, я угощу вас кофе, и вы мне еще раз все расскажете. А мой помощник проводит вашу подругу в лабораторию, где у нее возьмут анализы на экспертизу… Если все обстоит именно так, как вы говорите…
– Вы что, допускаете, что я вам вру?! Да вы что?
– …она напишет заявление, и мы откроем дело… А сейчас вытирайте свои слезы и пойдемте…
Валентина… В сущности, посторонний для него человек.
В его кабинете было пролито много слез, и в основном плакали женщины. Он относился к ним с сочувствием и пониманием. Почему? Вероятно, присутствие в его жизни жены и дочери сделало его таким. И в каждой обиженной женщине он видит Риту или Фабиолу. Кто знает, как сложится жизнь его дочери, когда она повзрослеет. Подлецы, насильники, убийцы, они повсюду, уж ему ли не знать об этом. И как воспитать Фабиолу, какие слова найти, чтобы она поняла, что в жизни много опасностей, подстерегающих девушку на каждом шагу. Невозможно же ведь внушать ей эти мысли с утра до ночи, так ее жизнь превратится в сплошной кошмар, она будет шарахаться от собственной тени. Все эти мысли не давали покоя Марку, он страшно боялся за жену и дочь. Возможно, его мягкость и сочувствие, которое он проявляет к этой Валентине, – результат его личных переживаний.
И то, что он сам не отправился на квартиру Милы, а послал туда Локоткова – это ли не мера, призванная сдержать себя, чтобы там, уже на месте, не наброситься на насильника, сговорившегося с задолжавшим ему в чем-то Романом Цылевичем превратить порядочную, добрую девушку в игрушку, в свою собственность.
Меньше всего он ожидал встретить в кондитерской, куда привел Валентину, Риту. Они столкнулись с ней в дверях, и она посмотрела на него так, что он сначала не понял, возмутилась ли она тем, что он пришел пить кофе с молоденькой девушкой, или же этим взглядом она попросила его не выдавать ее. Если она успела приревновать его, то никогда не опустилась бы до разбирательства на месте, но все равно не стала бы скрывать, что они хотя бы знакомы! Что помешало ей элементарно поздороваться с ним, с собственным мужем? Рита – умная женщина. Она могла решить, что девушка, которую он сопровождал, либо коллега по работе, либо имеет отношение к расследуемым им делам. Свидетельница, к примеру, которую нужно допросить в неформальной обстановке. Иначе он сам бы первым поздоровался с ней. Но он же не поздоровался… Значит… Ох уж этот ее взгляд… Нет, она точно была здесь по своим делам и не хотела афишировать свое знакомство с ним, следователем прокуратуры. Да, скорее всего, именно так все и обстояло.
И словно в подтверждение его догадки, раздался звонок – звонила Рита.
– Марк, спасибо, что не выдал меня. Раз уж ты там… Пожалуйста, постарайся выяснить все о хозяине этой кондитерской – Романе Цылевиче. Все, пока. Целую.
Марк, потрясенный тем обстоятельством, что его жена именно сейчас, в эту минуту, когда ему рассказали о Цылевиче, тоже заинтересовалась им, какое-то время молча рассматривал глянцевый листок с рекламой горячего шоколада.
– Что еще вы, Валя, можете рассказать об этом Романе?
– Да ничего хорошего. Так, задирает нос, мол, бизнесмен, что крутой. Но человек-то – дерьмо… Ой, извините… просто не могу удержаться. И почему она сразу все мне не рассказала. Глупенькая! И ведь терпела. Вы – мужчина, вы не понимаете, как это мерзко, когда тебя… И ведь какой-то совершенно чужой мужик, никто! Мила говорит, что она никогда в жизни его раньше не видела. Мы все-таки с ней предполагаем, что Роман вляпался в какую-то криминальную историю…
Позвонил Локотков.
– Марк, – говорил он едва слышно, – не могу объяснить всего, скажу одно: все подтвердилось. В ванной комнате действительно был заперт мужчина. Девушку я отправил в лабораторию сдать анализы, она в очень плохом состоянии…
– Лева, у тебя какой-то странный голос…
– Да я… это… Он в соседней комнате, курит… Не знаю, как и сказать, Марк, но это Генка Строев, опер, ты его знаешь!
– Строев? И что?
– Он матерится, говорит, что девчонка сама его затащила в постель, что они познакомились в парке, что она была пьяная, и первый раз все случилось по пьяни, а потом он стал заходить к ней… Ну а затем она вроде бы попросила у него денег, он не дал, сказал, что у него нет и все такое… Ну она разозлилась и устроила весь этот спектакль, чтобы развести его на деньги. И подружку свою подговорила, чтобы она шум подняла.
