– Встать. Вперёд – бегом марш…
Мы подошли к месту побоища. Пленный остановился, очень медленно подошёл к одному из тел, наклонился над ним…
И вдруг судорожно, неумело зарыдал.
– Шило, поручаю тебе, – сказал я. – Если что – вали его на месте, не жалко.
Сам я подобрал пулемёт и выглянул из-за угла дома. Чак встал рядом, привалившись к стене спиной.
– Зацепило тебя? – спросил я.
– Навылет, – сказал он. – Заживёт. Кого-то увидел?
– Да. Но не разглядел.
Мы подождали минут пять. Никто не показывался.
– Может, померещилось? – предположил Чак.
– Нет, видел чисто. Только…
– Что?
– Тут что-то со зрением. Глазомер – джакч. Целиться… не знаю. Всё какое-то…
– Вот они, – сказал Чак очень спокойно.
– Кто?
– Оглянись.
Я оглянулся. Примерно оттуда, откуда я привёл пленного, шли неразличимые с лиц, но очень узнаваемые по походке Лимон и Порох. У Пороха в опущенной руке был красный платок.
Меня буквально бросило им навстречу, и мы крепко обнялись. Потом полез обниматься Чак. И тут же перенял у Шила пленного, чтобы и тот мог обняться с братом.
– А где Дину? – немного придушенно спросил Чак, глядя куда-то вбок.
– Здесь. Скоро придёт. Все здесь…
Чак сел на землю и хватил по ней кулаком.
Лимон подошёл к пленному.
– И кто это у нас?
Пленный развернулся. Лицо у него было в слезах и соплях, а глаза – белые от ярости.
– Вы все подохнете, твари! Ненавижу вас! Черномундирные скоты, проклятые выродки! Ненавижу, ненавижу, всю вашу породу имперскую ненавижу, мрази, ублюдки!..
– О, – сказал Лимон с интересом, – так это же сама госпожа Фейгу?
– Какая она госпожа, – не поверил я, – я же его перевязывал…
– Известный в Долине персонаж, – сказал Лимон. – Мужик, конечно, но вообразил себя бабой. Тут у многих мозги плавятся – вот у него на этой почве масло протекло. А над кем оно так убивается?
Он присел рядом с трупом и потянулся, чтобы перевернуть его – и тут пленный – или пленная? – в общем, некто Фейгу – грамотно упал на бок и постарался махом ноги попасть Лимону в голову. Лимон отстранился, тяжёлый говнодав пролетел мимо…
– Ты не дёргайся, страшненькая, – сказал Лимон, – всё равно не пристрелим.
– А зачем оно нам? – спросил Шило. – Карта вот, – и он снова показал ту сложенную бумагу.
– Пригодится, – сказал Лимон. – А это, выходит, сам Белый Волк? Ну, господин полковник, вы и зверя завалили!
– Это не я, это Чак, – сказал я.
Госпожа Фейгу снова зашлась в проклятьях.
– Любовник, что ли? – спросил молчавший доселе Порох.
– Да, – вдруг неожиданно спокойно сказала Фейгу. – Вам не понять. Вы ведь вообще не знаете, что такое любовь. И что такое ненависть. Лучше пристрелите, иначе я вас зубами… кадыки вырву… – и снова началась истерика.
– А их точно двенадцать было? – спросил Порох.
– Пацан сказал, что двенадцать, – ответил Лимон. – Снайпер вот лежит… похоже, что все.
– Вы ещё четверых где-то успокоили? – спросил я.
– Угу, – ответил Порох.
– Вон Дину идёт, – сказал Лимон. – И остальные с ним.
Чак поднялся, кряхтя…
На груди его козьей куртки вдруг как будто раскрылся чёрный цветок. Чак с удивлением посмотрел на него. Из середины цветка выплеснулась струйка крови. Чак потянулся к ней рукой, будто хотел поймать, потом шагнул вперёд, раненая нога его подогнулась, и он повалился на меня. Я успел его подхватить, но не удержался и упал сам – смог только смягчить его падение. Лимон и Порох в два ствола лупили по кому-то, видимому только им, потом Порох побежал в ту сторону, упал, вскочил, скрылся в камнях; один за другим ахнули два взрыва…
Я держал пальцы на шее Чака, не пытаясь понять, что это: бьётся его пульс или дрожат мои руки? Я просто знал, что пока вот так держу, сердце его, пусть и пробитое, будет работать. Струящийся туман застилал мне глаза, и я видел, как набегают, почему-то сильно кренясь, какие-то люди, я догадывался, что вот этот тощий – Динуат, а с ним незнакомые, а вот девчонки, а вот ещё кто-то с ребёнком на руках…
Рядом о своём выла госпожа Фейгу.
Рыба
– Доктор Мирош! Доктор Мирош! Нолуана! Коллега!
– Что?!!
Я открыла глаза. Джакч. Так и уснула за столом, головой в лабораторный журнал. Спасибо, что кто-то накинул на плечи одеяло…
В дверях стоял доктор Камре.
– Извините, что бужу…
– Всё правильно, а то бы я тут сдохла.
– …но я понял, что вы должны увидеть это первой…
– Что?
– Кажется, мы нашли фактор «Н»…
Фактором «Н» – «неизвестный» – мы недавно стали называть между собой гипотетическую субстанцию, делающую человека восприимчивым к НАИ. И, надо полагать, эпидемически передающуюся неведомым пока путём.
Он подошёл к столу и сел напротив меня.
– Я хотел прогнать ещё раз тесты с серебряными нанокластерами, там вроде бы что-то получалось – и случайно нашёл в наборе неодимовые. В списке их вроде бы не было, или я не заметил… В общем, решил попробовать. Провёл импрегнацию, поместил препарат в МРСТ – и вот…
Он подал мне несколько планш-карт с трёхмерными моделями, воссозданными из двухсот сорока трёх томограмм. Я стала всматриваться. На фоне разноплотных структур мозга отчётливо выделялось странное ветвистое образование, которое сначала показалось мне похожим на верхушку декоративной травки, которую добавляют в букеты, потом – на какую-то водоросль, а потом – на скелет глубоководной морской губки, подобный тем, которые я видела в комнате академика Ши. Основание «скелета» лежало рядом с латеральным краем клиновидной пазухи, а оттуда паразит прорастал через ленту свода, огибал боковой желудочек – и дальше прихотливо распространялся по белому веществу височной доли, но некоторые веточки проникали и в лобную…
– Вот, – показал Камре, – тут он подходит вплотную к слёзному протоку…
Я это видела и всё поняла. Спора – или что там ещё? – попадает со слезой в носоглотку и оттуда с чиханием или кашлем вырывается наружу, влетает в нос незаражённому, оседает на слизистой… ну да, а потом заползает в клиновидную пазуху – самую труднодоступную из пазух…
– Вы сможете выделить паразита? Или хотя бы взять образец ткани?
– Образец взял. Сейчас он лиофилизируется, потом…
– Вы молодец, коллега, – сказала я. – Напоминайте мне, когда я включаю стерву.
