– Мины, – сказал Чак. – Каменные завалы. Размытое полотно. Это горы, Князь. Нереально. Вспомни.
– Зима, – сказал я. – Грязи нет, речки и ручьи обмелели и замёрзли, заносов снежных, что характерно, тоже нет… Можно проехать. Я бы рискнул.
– Они так и хотят, – сказал Эхи. – Только не через блокпост и лагерь, а вот тут – наличие старинный земляной вал, когда-то, наверное, для защиты. Всё остальное – как вы сказав.
Мы уставились на маленького архи, как двухголовая кидонская змея на одинокого отважного воробушка.
– Меня послали, господа, чтобы быть приглашённым вам на совещание, – сказал он совершенно обычным голосом; но поскольку он делал фантастическое количество ошибок, я понимал, что он очень волнуется. – Вы всё правильно поняли – вокруг действует пандейская группа научной разведки. Они уже любезно смогли меня присоединиться к ним, а я осмелиться рекомендовал вас…
– Рыба у них? – быстро спросил я, одновременно останавливая – ну, чуть-чуть препятствуя – движению Чака: схватить и порвать засранца.
– Доктор Мирош? Нет, они следили и даже послали за ней, но она куда-то исчезла.
– Ты!.. – выдохнул наконец Чак. – Ты с этими… которые наших спящих… ножами…
– Простите, возражу. Разведчики утверждают, что застали картину резни как она есть. Было трое живых, один умер, но двое пока тяжёлые, но крепкие. С ними ждут разговора, чтобы понять.
– И ты этому веришь? – голос Чака опасно подсел.
– Я их видел, – сказал Эхи. – Хочу ждать и говорить.
– Они наговорят…
– Чаки, брат, – сказал я, – не заводись. Мы ведь правда ничего не знаем.
– Да что ты его слушаешь?!!
– В то, что Эхи говорит буква в букву то, что думает, – я верю. То, что его могут использовать – тоже верю. И то, что мои глаза мне могут соврать – тоже верю. Ну, или уж тогда – не верю ничему…
– Про глаза – ты это о чём?
– Ну… ни о чём конкретном. Хотя если хочешь признаться – самое время…
Это вогнало его в ступор секунды на три. Наверное, было о чём подумать. Мне этих трёх секунд хватило.
– Ты помнишь, с кем мы никогда не воевали за последние двести лет? С пандейцами. И даже помогали им, когда им вздумалось помахаться с хонтийцами. И они помогали нам в последней гражданской. Нам, Чаки.
– Джакч как помогали…
– Как могли. Я рассматриваю их не как врагов, а как доброжелательных нейтралов. Может быть, союзников… В любом случае, других у нас нет.
– И за это можно простить, если – спящих, ножами?
– А если это не они?
– А кто?
– Хищники.
– Ты, джакч, сам только что говорил!..
– Говорил… Да, джакч, не знаю я! И так может быть, и так. Раз Эхи говорит, что так, то я ему верю. Потому что выбирать не из чего! А не верить, так проще пойти и вон в «зыбку» головой. Такой, говорят, кайф под конец…
– Постой, – сказал Чак. – Что-то не сходится. Разведчики пришли, нашли порезанных, нашли мёртвых, нашли машины погруженные… Если были хищники, почему пушнину не забрали, почему машины оставили? Сами куда делись? Да ладно, понятно всё, они наших порезали, иначе никак не сходится… – он втянул воздух раздутыми ноздрями, сильно выдохнул. Закрыл глаза. – Знаю, устав такой. При выполнении задания живых не оставлять. Пусть там хоть девочка с котёночком…
– Разведчики не стали бы забирать раненых, – сказал я.
– Ну, почему? Привести в сознание, расспросить, а потом… – он провёл пальцем по горлу.
– Расспросить о чём? Кто вырезал артель старателей?
– И это тоже…
Тут до него дошло.
– Господа, – сказал Эхи, – когда в первую ночь вас солдаты увели от меня, я прятался на крыше. Я слышал кто-то приходил. И это были не пандейские люди. И не горские.
– А какие?
– Они говорили как вы. Два.
– Как мы?
– Да. Часто говорили «джакч». Не говорили «массаракш».
– Джакч, – сказал я. – А что-то более содержательное?
Эхи помотал головой.
Чак шумно вздохнул.
– Господа, – сказал Эхи, – меня просили пока оставить, а завтра встретить себя и вас на этом месте. Вам это устраивает всё?
Я посмотрел на часы, потом вокруг. Потом посчитал в уме.
– В полдень, – сказал я.
И Эхи исчез. При таких стремительных исчезновениях должен происходить хлопок, но нет – Эхи исчез абсолютно беззвучно.
* * *
Дальше мы топали молча; я буквально слышал, как в голове Чаки ворочаются и укладываются на место эмпириды, аксиомиды, силлогизмы, императивы и диспозитивы. Чаки был очень мощной мыслительной машиной, мощнее камнедробилки – только очень медленной. И, конечно, его в эти часы лучше было не отвлекать…
А хорошо вот так возвращаться: и не устали, и дело сделали (нужное ли, правильное ли – узнаем после), и тебя ждут, и костерок дымит, и от котелка тянет пряным мясцом с овощами и луком… Троих я уже видел сквозь сумерки, собравшиеся под шатром в синеватое волокнистое облако, и где-то должен сидеть или лежать дозорный, а капрал Ошш…
Капрал Ошш стоял на большом валуне и в бинокль пристально рассматривал что-то позади и правее нас.
И смотрел он не холм, как я сначала подумал. По ту сторону холма кружил десяток стервятников, да нет, какой десяток – стая. И каждую секунду один отделялся от стаи и медленной сужающейся спиралью шёл вниз.
Примерно там должен был находиться отряд, ведомый Зорахом. Отряд, который должен был залечь в засаду на тех неизвестных, которые без разрешения жрали усиленные армейские рационы…
– Стой, кто идёт, – сказал солдатик, считавший, что за кустом его не видно.
– «Пустынный дракон», – сказал я.
– «Носорог», – откликнулся солдатик.
В штабе явно засел какой-то фанат имперской бронетехники.
Капрал спрыгнул с валуна и бодро потопал к нам навстречу…
Не знаю. Чудо. Вряд ли что-то ещё.
Давным-давно, первый год курсантства, казарма, после отбоя, угомонились. Я лежу, положив подушку на голову, потому что так менее тоскливо. То есть я по идее не должен ничего слышать.
Но я слышу щелчок и сразу после него – пу! – и-и-и-и… – всё тоньше и тоньше. А потом что-то металлическое далеко в стороне бьётся о стену, но это уже не важно, потому что я падаю с кровати. Я падаю и тащу с собой матрац.
Сам взрыв я не слышу, но, что интересно, слышу звон разбитых оконных стёкол и удары осколков о кроватные рамы и тумбочки. Всё это происходит очень и очень медленно…
Курсант Птелша Вый по прозвищу «Пегий» зачем-то приволок в казарму гранату. И ещё более зачем-то стал ею играть. Потом говорили, что он пытался вставить её себе в задницу. Не знаю. Но вот то, как боёк бьёт по капсюлю-воспламенителю, как горит-посвистывает огнепроводная трубка, как ударяется о препятствие отлетевшая предохранительная скоба – я услышал сквозь подушку, я понял, что означают эти звуки, и я сделал то единственное, что смог – свалился на пол и прикрылся матрасом. А на мою кровать прилетела вся в остриях половинка толстенного стеклянного графина для воды…
