– Вам определенно идет моё кимоно, садитесь. – Ольга указала Николаю на стул.
Он послушно сел. Ольга поставила на стол тарелку с крупно порезанными помидорами и зеленью, положила в другую тарелку гречи и две куриных ноги, потом подумала, и добавила еще две, поставила тарелку перед Николаем и велела приступать.
– А вы?
– Сейчас. – Она положила себе одну куриную ножку и села напротив. – Курить бросила, начала толстеть, приходиться теперь меньше есть.
Николай накинулся на еду.
– Как же вкусно-то, – сказал он, разделавшись с двумя ногами и взявшись за третью. – Помните в перестройку ножки Буша?
– А как же!
– Тоже очень вкусные были.
– Это с голодухи так казалось.
– Наверное. Я, честно говоря, тогда даже думал, что у куриц четыре ноги.
– Ага! А еще слух ходил, что американцы ноги куриные не едят, считают мясом второго сорта, поэтому их нам отправляют, а сами наслаждаются куриными грудками.
– Конечно, столько лет народ Америкой пугать, еще не то придумают. А можно мне бульончика?
– Ни в коем случае. У подруги моей тоже проблемы с пищеварением, вот, диета пятый стол называется, – Ольга указала на список Вероники. – Бульоны, оказывается, самые вредные.
– Надо же! А я помню в детстве, чуть заболел, сразу получи куриный бульон.
– У меня вино есть сухое красное. На мой взгляд, для здоровья не хуже любого бульона. Выпьем?
– Хорошо бы. А вино можно?
– Чёрт его знает, тут не написано, значит можно. Да и таблетку мы съели. – Ольга достала из буфета бутылку и штопор. Разумеется, по многолетней привычке всё делать самой, она тут же принялась эту бутылку открывать. Николай вскочил.
– Ольга! Что же вы делаете? Дайте сюда. – Он забрал у неё бутылку и быстро открыл её. – Доставайте бокалы.
Ольга достала бокалы и поставила их на стол. Николай разлил вино.
– За долгожданную встречу, – сказал он.
– За неё, – согласилась Ольга.
Выпили. Николай явно прислушивался к ощущениям в организме, даже голову набок склонил.
– Вроде бы ничего, – сказал он после минутной паузы. – Пошло хорошо. А можно я вас поцелую?
– Валяйте, – разрешила Ольга.
Он её поцеловал. Тихонько так, робко. Следом ещё и ещё. Потом они уже кубарем катились в спальню, а там с Ольгой приключилось то, чего с ней уже очень давно не приключалось, и чего, как она думала, уже и быть не может.
Когда она пришла в себя от пережитого восторга, то подумала о том, что жизнь после климакса определенно существует. Еще какая! Захотелось всем рассказать. И Элине с Вероникой, и Виолетте, и даже Марго.
Вернулись в гостиную, убрали посуду в посудомойку, еще посидели, допивая вино и рассказывая друг другу об одиночестве с крутым характером и о том, как им было плохо друг без друга. Ну, не совсем, конечно, плохо, ведь у Ольги случилось большое счастье, и она стала бабушкой. Ольга показала Николаю фотографии драгоценного внучка. Он, разумеется, умилился (попробовал бы только не умилиться) и сказал, что никогда в жизни еще не спал с бабушкой!
После этого отправились в ванную комнату доставать из стиральной машины постиранное. Ольга установила посреди гардеробной сушилку, а Николай достал из машины вещи.
– Я всё-таки температурки добавил на всякий случай, – сообщил он с довольным видом, развешивая джинсы на сушилке. – В профилактических целях.
– Сколько градусов ты поставил? – Ольга взяла свитер и стала его разглядывать. Хотя чего разглядывать! Свитер существенно съежился в размерах.
– Пятьдесят! Я подумал, что штаны пусть линяют, свитер-то чёрный, ему не страшно.
– Конечно, не страшно! Только, чтоб этот свитер надеть, тебе надо вернуться назад, в тишину эту матросскую, еще годика на два. Хотя… – Ольга приложила свитер к Николаю. – Рукава три четверти. Можно, конечно, сделать вид, что так модно. Главное, чтоб голова пролезла.
– Вот чёрт! А пахнет хорошо, – Николай понюхал свитер. – Лавандой.
– Пошли спать, утро вечера мудренее.
– Только не превращайся ночью в лягушку, ладно?! Фиг с ним с этим свитером.
– А в лягушку-то зачем?
– Ну как? Он пока спал, она в лягушку и давай жарить-парить, крестом вышивать.
– Нетушки. Хватит мне уже жарить-парить. Бабушкам необходимо как следует высыпаться, чтобы поутру быть похожими на девушек.
Ночью Ольгу уже привычным образом несколько раз лихорадило, и тогда она прижималась к горячему боку Николая, а потом несколько раз кидало в жар, и тогда она отползала от него на край своей широченной кровати. Под утро он опять её сграбастал, и Ольге снова стало так же хорошо, как и вечером, и это уже было из ряда вон, и она подумала, что разве так может быть каждый раз? А если так может быть каждый раз, то как же она жила раньше без этого? И не сойдет ли она с ума, если это будет так каждый раз? И как же быть с климаксом? Ведь он должен, в конце концов, на всё это как-то влиять! Так умаялась от этих раздумий, что заснула, а когда проснулась и обнаружила, что Николая нет в кровати, то страшно испугалась и от мысли, что больше его никогда не увидит, чуть и в самом деле не померла, но тут услышала звуки в гостиной. Кто-то явно пытался заломать кофемашину.
– У меня это устройство другой системы, – сообщил Николай, когда Ольга вышла в гостиную.
– А тебе разве можно кофе?
– Нельзя, но очень хочется. А еще я съел таблетку, тут на столе нашёл.
– Надеюсь, это нужная таблетка и ты ничего не перепутал.
– Ой, – Николай сделал испуганное лицо.
Ольга засыпала кофе, залила молока и включила автомат.
– Сделаем тебе на всякий случай капучино.
– Спасибо. А поесть дашь?
– Не-а. – Ольга помотала головой. – Ты вчера всё сожрал. Все мои припасы. Разве что зефирки остались.
– Обожаю зефирки.
– Я почему-то так и подумала.
Ольга достала свой стратегический запас зефирок и разлила по чашкам кофе.
– Я дозвонился до тёти Дуси. Она дала адрес. Ждёт. С водителем тоже связался. Он через час машину сюда к тебе подгонит.
– Видишь, как хорошо. Телефон – большое дело. – Ольга запихнула в рот зефирку и запила её кофе. Было вкусно, но почему-то стало тоскливо.
Николай тоже пил кофе и мёл со стола зефирки, одну за другой.
– Знаешь, я тут подумал, я боюсь.
– Чего?
– Что выйду из твоего дома, и со мной опять чего-то произойдет. – Он взял Ольгу за руку и поцеловал её в ладонь. – Я не хочу с тобой расставаться.
– Я тоже не хочу. – После его слов Ольге перестало быть тоскливо. Совершенно перестало. – Мы можем вместе поехать. У меня выходной.
