– А она здесь живет или работает?
– Работает.
– Кем? – еще больше заинтересовалась Таня.
– Обозреватель в нашем издании местном. Плюс мониторит все, что в Сети о Матуа появляется. Ну и пиаром ведает.
– А еще ты ей нравишься, – будто черт в ухо шепнул, брякнула Таня.
И, похоже, попала в точку.
Марк покраснел. Пробормотал – слишком поспешно:
– Нет, что ты! Мы просто работаем вместе.
– Как ее звать?
– Юлиана.
– А фамилия?
– Татьяна Валерьевна, – Марк взглянул безулыбчиво, – вы мне сейчас следователя напоминаете.
– Просто я знаю всех самых лучших пиарщиков, – отрезала Таня. – Но никогда не слышала про Юлиану.
– Она не работала в России.
– Ну и что? Я общаюсь с коллегами по всему миру.
– Юлиана не афиширует фамилию. Подписывает статьи одним своим именем, – усмехнулся Марк. И уверенно перешел на другую тему: – Давай я тебя кое с кем познакомлю. А то истомились люди.
В следующие минут двадцать Танино лицо беспрерывно плавилось улыбкой, а мозг в отчаянном порыве пытался запоминать имена, лица и должности. Григорий Ильич, «когда-то директор», целовал ей руку под ревнивым взглядом траченной временем жены. «Профессиональный бездельник просто Андрей» с сединой на висках игриво щипал за щечку. Только главный архитектор острова господин Архирейский поздоровался равнодушно – однако при нем имелось создание с абсолютно сногсшибательной грудью и в столь короткой юбке, что Таня его простила.
От всех, кто ручкался или просто проходил мимо, пахло дорого: чистыми телами, хорошей туалетной водой, эксклюзивным шампунем или духами. Но в разнотравье запахов отчетливо ощущалась общая нотка: перегарчик. У кого застарелый, у кого совсем свеженький.
Когда поток приветствий слегка иссяк, Таня шепнула Марку:
– Я вела подсчет. Ни одного трезвого.
– Ну и что?
– В Москве обычно употреблять в театре начинают. И то большинство – не перед спектаклем, а в антракте.
– Хочешь знать мое мнение? – пожал плечами Марк. – По-моему, проблема сильно преувеличена. Ну да. Я тоже выпиваю свой бокал вина за обедом и два за ужином. Каждый день. Без выходных. И что? Я похож на дегенерата?
– Ты молод. И ты не добавляешь в вино ром, – вздохнула Татьяна.
– А, ты уже знаешь про нашу островную забаву? – развеселился он.
Но тут загремел звонок.
– У нас он только один, давай быстрей, – заторопил молодой человек.
Они прошли в удобный, с высоким углом наклона зал. Таня почему-то думала, что Марк поведет ее в ложу, но они отправились в партер. Седьмой ряд, середина. Не придерешься. Но в ложах – отметила Садовникова – бриллианты блистали куда ярче. И еще одно удобство: везде имелись столики, на них бутылки, бокалы.
– Прямо во время спектакля можно пьянствовать? – удивилась Татьяна.
– Почему нет? В Карловых Варах тоже разрешают, – хмыкнул Марк. – Не знаешь?
– В театр я там не ходила.
– По-моему, очень разумно. Если спектакль хороший – под шампанское еще лучше пойдет. Если плохой – хотя бы время не зря потратишь, – со знанием дела проговорил Марк.
«Нет, дорогой. Ты тоже отравлен», – подумала Татьяна.
Но самое удивительное, что ей тоже вдруг мучительно захотелось ледяного, с холодными пузырьками шампанского. Может, правда – остров провоцирует?
«Нет, Таня, чушь!»
Свет в зале погас. Зазвучал бессмертный Прокофьев. Музыка в записи, но к вопросу акустики архитектор Архирейский, безусловно, подошел ответственно. И аппаратура, судя по роскошной палитре звука, установлена дорогостоящая.
Расшитый бархатом занавес торжественно явил сцену. Садовникова улыбнулась. Джульетта, Ромео, Меркуцио и прочая молодежь смотрелись, спору нет, гармонично. Но старшее поколение Монтекки и Капулетти в исполнении детей выглядело забавно.
В зале тоже кое-где раздались смешки. Но быстро утихли. Потому что действие – словно в компьютерной игре – начало раскручиваться мгновенно. Ничего от классических балетных проходов и представлений – сцена искрила, кишела, извивалась, сочилась энергией. К шекспировской канве добавили множество отводных линий: две ревнивые подруги Джульетты, воздыхатели у синьоры Капулетти, и даже при священнике оказалась прекрасная влюбленная прихожанка.
Дети яростно танцевали, прыгали, строили акробатические пирамиды, изредка обнимались. Прокофьев гремел, зрители аплодировали. К концу первого действия Таня решила, что ей, пожалуй, нравится.
Когда занавес упал, Марк резво вскочил:
– Пошли.
– Куда?
– В буфет, конечно!
– Только давай выпьем там сока, – улыбнулась ему Садовникова.
– Зачем? – Глаза юноши округлились.
– Я так хочу.
– Хотеть ты можешь, – хмыкнул Марк. – Но, думаю, сока в буфете нет.
– Почему?
– А кто его пьет в театре?
– Ну, хотя бы те, кто за рулем.
– У нас гаишники, к счастью, уничтожены как класс. А пара бокалов шампанского вести машину не мешают.
– А дети?
– Ты здесь много детей видела?
– Да вон хотя бы. – Таня показала глазами на двух мальчишек лет четырнадцати.
– Ха! Так эти в театр только для того и пришли, чтобы вина на законных основаниях выпить. У нас в магазинах до шестнадцати не продают. Но здесь, в честь культурного события, можно.
– Да, – вздохнула Татьяна, – законы у вас либеральные.
– Считаешь, поможет, если продавать спиртное с восемнадцати?
– Разумеется, я буду на этом настаивать, – твердо сказала Садовникова. – Но только что со взрослыми делать?
– Придумаешь что-нибудь, – отмахнулся Марк. – Зря, что ли, у тебя три «Серебряные стрелы» и куча каннских львов?!
– Я немного другим занималась.
– У рекламы одни законы.
– Не скажи. Социалка сработает, только если человек сам хочет – помочь детдому, например. Пусть и в глубине души. А у вас люди без алкоголя жизни не мыслят.
– Да ну, брось, – отмахнулся Марк. – Вспомни конец восьмидесятых. Тогда всех котов страны кормили исключительно мойвой. Уверен, что навязать потребителям «Вискас» было нелегко. Однако рекламисты успешно справились.
– Мотивировать купить корм куда проще, чем заставить человека изменить свою жизнь, – задумчиво произнесла девушка. И лукаво взглянула на Марка: – Слушай, а тебе-то сколько лет?
– Почему ты вдруг спросила?
