– Слушай, прекрати, а! – Анжелу бросило в краску.
Переводчица удивилась:
– Чего ты злишься? Я тебе комплимент говорю. Выглядишь потрясающе.
Садовниковой показалось, что обеим дамам лет по сорок пять. Кожа неплохая, но морщинки у носогубок явно подкачаны гелем, лбы – обколоты ботоксом, глаза подвыцвели. И лица одутловатые – хотя тут, наверное, дело не в возрасте, а в роме с вином.
Но Мила продолжала нахваливать:
– Анжела у нас первая красавица. И самая героическая дама на всем острове. Слышали про профессора Кикина? Она его жена. Доктор все свои методы первым делом на ней проверяет.
Странно.
Татьяна прекрасно помнила, что в списках жителей профессор Кикин значился холостым. И проживал один. Как, впрочем, и Староверова.
Но тут Садовниковой наконец принесли круассан с пирожным, и она жадно накинулась на еду.
– Везет кому-то! Может мучное есть, – завистливо вздохнула пухленькая Анжела.
– А ты Кикина своего попроси, – подмигнула Мила. – Пусть он тебе и фигуру омолодит!
– У него сейчас другой проект, – ледяным тоном ответствовала художница. – Разрабатывает препарат для роста волос.
И довольно улыбнулась, когда Мила автоматически коснулась рукой своей скудной шевелюры.
«Да, тяжелая женская дружба», – констатировала про себя Таня.
У них в рекламе тоже частенько говорили гадости, и Садовниковой приходилось участвовать в общих играх. Язвила сама, обижалась, когда поддразнивали ее. Надеялась – на острове найдет отдохновение. Но тут нравы, похоже, куда жестче. Она это еще вчера заметила.
– Давай, Танюшка, под пироженку! – Мила подлила ей вина.
– Не могу. – Садовникова твердой рукой отодвинула бокал. – Мне еще на работу.
– Да брось ты! Уже три часа, пора в театр собираться! – усмехнулась Анжела.
– Какой театр?
– Как?! «Ромео и Джульетта».
Таня начисто забыла о действе. А Мила иронически подняла бровь:
– Только не говори, что не пойдешь на наше великое культурное событие.
Ответить Таня не успела.
От столика с беременными вдруг отделилась одна из женщин – та, что сидела с неживым, печальным лицом. Тяжело ступая, приблизилась. Протянула руку к бокалу. На ломаном английском спросила:
– Можно мне брать?
– But it is strong, it consists rum…
[15] – растерянно пробормотала Садовникова.
Но та лишь махнула рукой. Одним глотком опрокинула в себя бокал. Крякнула. Вернула его на их столик. С достоинством молвила:
– Thank you.
И присоединилась к своим товаркам.
– Это вообще нормально? – Таня с удивлением посмотрела на Милу с Анжелой.
– Ага. Тут всем выть хочется, – подтвердила переводчица. – Энергетика такая. Еще с пиратских времен.
– Но беременным ведь нельзя алкоголь! Тем более крепкий!
– А у нее разве будет ребенок? – Мила загадочно улыбнулась.
– Слушай, помолчи, а? – рявкнула на подругу Анжела.
Только что рафинированная бледнолицая художница налилась краской, глаза метали молнии.
Таня примирительно произнесла:
– А правда, зачем к вам на остров беременные едут?
– К доктору Кикину. На опыты, – хихикнула Мила.
Похоже, ром ее подкосил.
Анжела тоже это поняла. Вскочила. Схватила подругин бокал. Бутылку. Брякнула все на соседний столик. На ужасном английском сообщила:
– Это вам подарок.
Чилийки испуганно отстранились, замахали руками. Однако та, что тосковала, решительно схватила Милин бокал и вплеснула в себя содержимое.
Анжела вернулась. Под ироничным взглядом подруги принялась торопливо объяснять:
– Не слушайте вы ее! На острове прекрасный роддом, проводят все обследования, делают полное обезболивание, хорошие педиатры, есть детская реанимация, аппараты – недоношенных выхаживают. Цена вдвое ниже, чем в Чили, и раз в пять меньше, чем в Штатах. А насчет опытов только недалекие люди, – укоризненно взглянула на Милу, – злословят. Никаких экспериментов ни с кем не проводят. Беременные просто жертвуют свою плаценту для разработок доктора Кикина. Абсолютно официально, договор целая команда юристов составляла! Что в этом такого? Чем утилизировать, лучше на благое дело пустить, – жалобно взглянула она на Таню.
– Ну да. Плацентарная косметика. Я об этом читала, – кивнула Садовникова. – Там, правда, речь о каких-то животных шла, но человеческая эффективней, наверное?
Однако Мила не сдавалась. Сквозь зубы хмыкнула:
– С плацентой – каждый второй крем. Уже двадцать лет как. И что? Мертвому припарки. А твой Кикин реально омолаживает.
Таня против воли вспомнила прекрасноликого Максимуса.
– Ну, он еще пуповину использует. Клетки стволовые, – неохотно добавила Анжела. – Да, это официально не признано. Но он свою косметику на мировой рынок пока и не выводит.
Печальная чилийка твердой рукой перелила в бокал содержимое бутылки. Решительно выпила. И вдруг разрыдалась.
– А ты говоришь, это я пить не умею, – хмыкнула Мила.
Резко встала, произнесла приказным тоном:
– Пошли.
– Минутку. – Таня схватила сумочку. – Я еще не платила.
– Не трудись, – надменно улыбнулась богемная дама. – Это наша пекарня. Считай, мы тебя угостили.
– Спасибо. – Таня взглянула в расстроенное лицо тайки и поняла: угостила ее как раз официантка, из своей невеликой зарплаты.
Но спорить с властной Милой не стала. Проще завтра заглянуть снова и оставить хорошие чаевые.
* * *
Едва вышли, к двери заведения подкатил открытый джип. Шофер кинулся распахивать дверцы. Таня отступила:
– Спасибо, я пройдусь.
– Куда, на свою гору? – хмыкнула Мила.
– Почему? В офис. Он рядом.
– Брось. Спектакль через три часа.
– Достаточно времени поработать.
– А ты что – пойдешь туда в этом? – Анжела в ужасе уставилась на ее льняные брючки и помявшийся за день белый пиджак.
– А в чем нужно?
– Хотя бы в коктейльном платье.
«А оно в чемодане. И мятое. Нужно гладить».
Хороший получился первый рабочий день. С утра – почти влюбилась. В обед – считай, напилась. В три часа дня едет домой. И даже не знает, где театр, как ей туда добираться. Нужен ли билет и где его брать.
