– Этого мало. Что еще ты можешь предложить?
– Больше у меня ничего нет! – выдохнул, чувствуя, как горло стягивает горечь ярости и досады. – Больше ничего! Кроме денег и умения!
– Хорошо. Я выслушал тебя. Братство скажет тебе свое решение.
– Когда? – хрипло, будто каркнул.
– Когда наступит время. А пока – отдыхай, набирайся сил. Лекаря пригласить к тебе не могу – ты понимаешь почему. Мы не можем подвергнуть опасности Братство, не говоря уж о том, что, вероятно, ты сам не хочешь попасть под неприятности. Все лекари в городе предупреждены, и стоит воспользоваться их услугами – сразу же об этом будет известно инквизиции. Все, что можем, это дать тебе снадобья и мази. Ты сам лекарь, лечись.
«Тень» бесшумно поднялся со стула, подошел к двери. Уже в дверях он застыл и стоял молча секунды две, затем добавил:
– Мне думается, Братство примет твое предложение, лекарь Ангус. Но только…
– Что «только»?! – Ангус не выдержал паузы, голос его сорвался. – Что еще вы хотите?
– Только ты все равно должен будешь обучить наших людей искусству отравителя. Без этого твое предложение не будет принято. У нас и так хватает проблем с императором, чтобы навешивать на себя еще и помощь такому преступнику, как ты. Неужели ты так мало ценишь свою жизнь, что торгуешься даже сейчас?! Такое искусство не должно пропасть. И нам не нужны твои деньги. Мы и сами не бедны. Гораздо нужнее твое умение. И не нужно опасаться, что тебя обманут, – уж ты-то знаешь, насколько мы держим наше слово. Слово Братства – золото. И оно им не разбрасывается. Будешь служить нам – будешь жить.
– Подожди! – Ангус рванулся с топчана, застонал от боли, но спустил ноги на пол. – Скажи, почему вы не уничтожите императора?! Он ведь загнал вас в подполье! Он не дает вам жить! Неужели вы, такие умелые… не можете его уничтожить? Убейте его! И я буду служить вам столько, сколько вы захотите и как захотите!
Смешок – тихий, почти неслышный. Но голос ничуть не наполнился эмоциями, такой же сухой и безжизненный, как песок пустыни.
– Ты и так будешь нам служить – если хочешь жить. Твои… хм… разногласия с императором – это твои проблемы. А что касается нас… императоры приходят и уходят. Братство остается. Мы не будем убивать императора – даже если бы и смогли это сделать. Это против устава Братства. Императорская особа неприкосновенна. Как и его семья. Мы не принимаем заказы на особ императорской семьи. Хотя и не защищаем его, если кто-то со стороны попробует убить императора… Да, нынешний император нам слегка мешает. Но это ничего не значит. Совсем ничего. Итак, твое последнее слово – согласен ли ты на те условия, что предложило тебе Братство?
– Согласен! – выдохнул Ангус, опустошенный, выжатый как лимон. На него с новой силой навалилась боль, она рвала плоть, лишала разума, и ему хотелось сейчас же отпить из небольшого кувшинчика, в котором хранилось обезболивающее средство. Нехорошее средство. Привыкнешь – потом отвыкнуть трудно. Практически невозможно. Но если его не принимать – умрешь от боли! Никакая воля не поможет терпеть боль сутками напролет. Ни один человек в мире неспособен выдержать такое. Даже он, Ангус.
Он не помнил, сколько времени сидел в подвале. Да, это был подвал, Ангус в этом уверен. Прохладно, невероятно тихо, и… ну… возникает ощущение, что находишься под землей. Уточнять он не стал. Да и возможности уточнить не было. У кого спрашивать? У тех, кто приносил ему еду, питье, выносил ведро с нечистотами? Они не обращали на то ли гостя, то ли пленника совершенно никакого внимания и не отвечали ни на какие вопросы. Даже демонстративно не замечали его, обходя по дуге, как стол или стул.
Когда Ангус начал отмечать дни, прошло уже с неделю или больше. Он делал зарубки-царапины на дереве топчана, их в конце концов скопилось около тридцати. Почему около? Потому что он иногда забывал ставить отметки. Или просто не хотел, страдая от боли и жалости к себе, несчастному.
А боли было предостаточно. Болели сломанные пальцы, болели челюсть и отбитые внутренности, сломанный нос – такой красивый когда-то, а теперь превратившийся в кривой кусок мяса. Одна радость – правая рука оказалась почти нетронутой, если не считать многочисленных ожогов и порезов. Что порезы, что ожоги! Целы суставы, целы кости, а значит, он может кое-как колдовать, а еще – держать меч! Хоть Ангус был и обоеручным бойцом, но все-таки правшой. Потому правой рукой он управлялся с мечом чуть-чуть, самую малость, но эффективнее.
Ангус мог лечить себя. Глупо даже предположить, что его знания лекаря куда-то испарились, но… была одна большая проблема. Просто гигантская проблема! Он практически не мог применить свое магическое искусство.
Беда всех лекарей-магов. Эти люди могли едва ли не поднимать покойников из могил, если в тех хоть чуть-чуть теплилась жизнь. Могли лечить практически любые болезни, отращивать конечности, продлевать жизнь настолько долго, что это казалось досужими выдумками. Могли. Но только не свою жизнь.
Магия прилагалась только к кому-то или чему-то стороннему, и никак иначе. Это закон Мироздания. Так установили боги. Можно вылечить чужого, но нельзя вылечить себя. И никто не знает почему. Над этой проблемой тысячи лет бились сотни лучших умов магического сообщества, были написаны сотни трактатов, проведены тысячи исследований – безрезультатно. Никакие опыты, никакие эксперименты не дали искомого результата. Лечи других, но только не себя.
Потому в гильдии магов выработалось такое понятие, как «дружеское лечение». Каждый из магов мог потребовать лечения от гильдии, и гильдия обязана была предоставить возможность поправить здоровье или продлить жизнь. По очереди каждый из членов гильдии должен был участвовать в «дружеском лечении», безвозмездно, по первому требованию. И участвовал. Даже Ангус, императорский лекарь не менее десятка раз лечил заболевших коллег, пользуясь своей магической силой. Никто не мог отказаться от почетной обязанности члена гильдии, да и не хотел. В противном случае он терял свое право на «дружеское лечение» и мог в скором времени покинуть этот мир навсегда.
Лекарь в своей практике сталкивается со многими, очень многими болезнями, некоторые из них невероятно заразны. И лекарь не защищен от заражения – как и обычные люди. Но у него за спиной всегда стоит гильдия, не дающая своего мага на растерзание черной чуме или желтой лихорадке. Любой член гильдии, находящийся в пределах доступности, никогда не откажет собрату в помощи.
Ангус сморщился, неловко повернувшись, задумался, вспоминая. Как он испугался, когда впервые в нем всколыхнулась магия! Ему тогда было всего семь лет. И он тогда едва не спалил весь дом.
Отец нанял учителя, который обучал молодого дворянина грамоте. И этому самому дворянину так не хотелось сидеть за столом – когда на улице солнце, ветер, птички поют! Когда можно купаться в ручье, бегать по лесу! Воровать плюшки с кухни, проскальзывая под боком у неповоротливой, толстой кухарки Хендры! Да мало ли удовольствий, что может обрести шустрый мальчишка семи лет от роду, не задумывающийся о своем будущем, о том, кем он станет и кем хотел бы стать! Есть отец, мать, есть прекрасная жизнь, которая никогда, никогда не закончится – пока есть солнце, ветер и ручей, несущий свои воды к морю, пахнущему дальними странствиями и корабельной смолой! Хорошо! Ох как хорошо! И было бы еще лучше – если бы не было проклятого учебника грамматики, отравляющего жизнь молодого дворянина.