— Вера верит — это звучит. Да я и сам не сомневаюсь. Что не куплю — то украду, что не удастся украсть — отберу силой. Я, Верочка, настоящий русский мужик, то есть как дерево — можно дубину сделать, а можно и икону. Двинули? Я безбожно опоздаю на встречу, но все равно вас подвезу. Держим путь в Кузьминки.
Глава 17
Анна гладила Юру по голове. Она сидела на диване, а он на полу, возил из стороны в сторону новую машинку, которую она ему принесла.
— Да, маленький, хорошая бибика, — говорила Анна.
Сегодня Сусликов неожиданно уехал в командировку, и Анна оказалась дома раньше обычного. Она скучала без Димы и переживала разочарование, совсем как девушка на выданье, которая нарядилась для танцев, а бал отменили по техническим причинам.
— У тебя появился мужчина, — сказала Ира, словно заглянув в ее мысли.
— Что? — очнулась Анна. — С чего ты взяла?
— Ты стала веселой, хохочешь по всякому поводу. Или грустишь над своими думами. Словом, светишься радостной похотью.
— А ты меня осуждаешь, — заключила Анна.
Ирина молчала, поджав губы. Смотрела в пол, потом подняла глаза к потолку.
— Осуждаешь? — настойчиво переспросила Анна.
— Как твоя связь отразится на Юре? — ответила Ирина вопросом на вопрос.
— Никак.
— Ты не разойдешься с Юрой?
— Конечно, нет.
— Значит, это только блуд, — кивнула Ирина.
— Я бы попросила тебя выбирать слова, — Анну неприятно поразила гримаса на лице подруги — помесь отвращения, злорадства и легкого разочарования.
— С каких пор ты записалась в ханжи?
— С тех пор, как стала отвечать за жизнь Юры.
Анна проглотила это пафосное и далекое от правды заявление. Ирину никто не просил отвечать за жизнь Юры. Она получала зарплату за работу сиделки.
— Ира, объясни мне, чего ты хочешь, — попросила Анна.
— Ничего.
— И как ты ко мне в свете открывшихся обстоятельств относишься?
— Никак.
— “Никак”, “ничего” — не разговор. Да, есть мужчина, которого я люблю. Да, у нас с ним близкие отношения. Это не значит, что я не люблю Юру или брошу его.
— Почему?
— Что — почему? Ирина! — Анна вдруг сообразила. — Ты с ума сошла! Ты думала, что я брошу его, а ты выйдешь за него замуж?
— Кроме меня, он никому не нужен! — зло проговорила Ира.
— Да ведь беда не в этом! Горе в том, что ему никто не нужен. И никогда он не станет нормальным. И никто не признает его вменяемым ни для женитьбы, ни для чего другого.
— Мама холосая, — Юра поднял на Анну глаза, — тетя холосая.
— Да, Юрочка, — Анна снова погладила его по голове, — все хорошие. Играй! Ирина, так дальше продолжаться не может. Я должна тебя уволить. Ты совершенно выключилась из нормальной жизни, ты повернулась на моем муже-инвалиде. Я чувствую себя рабовладелицей. За стенами этой квартиры течет нормальная человеческая жизнь. Юра не может в ней участвовать. Но ты!
Они прежде никогда не ссорились, и никогда Анна не видела у Ирины такого землисто-красного цвета лица, не слышала змеиного шипения:
— Ты его предала! Завела себе любовника! Никто не знает, чем это обернется для Юры. Позарится мужик на твои деньги, блудом тебя соблазнит — и ты мужа в психушку засунешь. Он — святой, ребенок, ангел. А ты — прожженная, деловая. Купишь, продашь и снова купишь. Я тебе не верю. Дети над отцом смеются. У них нет ни капли любви к нему. Мать Юры беспомощна — в грезах дурацких романов живет. Кто о нем позаботится?
— Что ты несешь? — Анна повысила голос. — Я? Я о нем не забочусь? Юра! Перестань плакать! Иди на кухню, там яблоки, поешь. — Она подождала, пока Юра выйдет. — Как ты смеешь бросать мне такие обвинения? Я жилы рву, стараюсь всех обеспечить. И не заслужила простого человеческого счастья?
— Счастье не в похоти! А твои жертвы никому не нужны. Юре нужно совсем другое — внимание, ласка, забота. Ты его не видела больше недели. Он для тебя обуза. Ты о любовнике мечтаешь, хихикаешь мерзко.
— Ира, чего ты от меня хочешь? — устало спросила Анна.
Она не хотела ссориться, потому что чувствовала себя виноватой и видела, что никакие доводы не способны разубедить Ирину.
— Перестань меня шантажировать и угрожать тем, что отлучишь от Юры! — потребовала Ира.
— Я ведь о тебе думаю!
— Вот и оставь меня в покое. Меня и Юру.
— Хорошо, давай не будем ссориться. Но и ты, пожалуйста, не обвиняй меня во всех смертных грехах. Ты, может быть, святая, а я — простая женщина, во плоти и с примитивными чувствами. Мы стали одной семьей. Я люблю тебя, я благодарна тебе, я хочу заботиться о тебе.
— Сколько денег у меня на счете?
— Точно не помню, — удивилась Анна. — Зачем тебе?
— Хочу, чтобы ты перевела их в Сбербанк и дала мне сберегательную книжку.
— Ира, это неразумно. Деньги лежат под проценты в надежном банке. Ты помнишь, что произошло со сбережениями людей десять лет назад, — они все потеряли. В этом банке подобного не произойдет, его владельцы — мои друзья.
— Поэтому я и хочу перевести деньги в Сбербанк.
— Ира, ты говоришь глупости. Зачем тебе деньги? Хорошо, не говори. Сколько тебе нужно? Я дам. Я научу тебя пользоваться чековой книжкой или кредитной карточкой.
Но Ирина упорно стояла на своем. Она разговаривала с Анной как с продажной женщиной — с высоты собственного непорочного благородства. В конце концов, Анне надоело с ней препираться, и она махнула рукой — хочешь делать глупости, делай, ты взрослый человек. Не хочешь вырываться из плена зависимости от инвалида — оставайся в нем. Только не смей мне читать морали и обвинять в безнравственности.
Но после ужина Анну ждало продолжение спектакля по той же пьесе.
Она смотрела Дарьин дневник, когда дочь заявила:
— Мне все известно.
— Тогда почему у тебя по математике четверка? — Слова дочери Анна восприняла буквально.
— Мне все известно про твоего любовника.
Если вы не знаете, как реагировать на неожиданное сообщение, то самое лучшее — потянуть время, изображая недоумение или выясняя, откуда просочилась информация.
— Что ты имеешь в виду? — Анна продолжала перелистывать странички дневника. — Молодец, — похвалила она дочь и попробовала уйти от скользкой темы, — по английскому и русскому одни пятерки. А я вот диктанты больше чем на тройку никогда не писала. Папа твой тоже абсолютной грамотностью не отличался. Это ты в тетю Таню пошла. Она у нас всегда круглой отличницей была.
