До вечера ничего не произошло. Фёдор караулы менял, караульным строго приказывал, глаз от юрт не отводить, чтобы сигнал не пропустить, если будет. К вечеру от становища степняков показалась арба с грузом и двое верховых. Все дружинники на палубе собрались, при оружии и в кольчугах. А ногаец на арбе подъехал, крикнул:
– Подарки принимайте!
Все гриди стали арбу разгружать. Ковры, рулоны тканей – шёлк, парча, отдельно восточной работы серебряные кувшины с драгоценными изумрудами. Фёдор, как погрузили подарки на судно, спросил:
– Наш боярин где?
– Кумыс, однако, пьёт.
– Не говорил, когда будет?
Возчик плечами пожал. Он человек маленький, что прикажут, то и делает, откуда ему знать?
Старкова привезли уже когда стемнело. Покачивался боярин, видно – кумыс стоялый, хмельной. И отказаться от угощения нельзя, иначе – обида и срыв переговоров. А союзники Ивану-царю ох как нужны. Боярину помогли по сходням на лодью взойти, поддержали с обеих сторон. Старков икнул, осведомился:
– Подарки доставили?
– Всё на палубе.
– Грузите в трюм да рогожей укройте.
Кормчий, толкавшийся рядом, осведомился:
– Отплываем?
– В лучшем случае завтра ввечеру. Устал я что-то, отдыхать пойду. Кумыс, однако, заборист у них, так в голову и шибает.
Гриди боярина до кормы проводили, стянули с него сапоги, сняли кафтан. Боярин так и рухнул на топчан, сразу захрапел.
Дело Фёдора – охрана. На ночь двоих караульных поставил – на носу и на корме судна. А подарки решили в трюм опустить утром. В трюме и солнечным днём полумрак, а ночью вообще ничего не видно.
Утром, ещё боярин почивал, всем десятком через люк опустили подарки. Сначала ковры, на них ткани дорогие, затем драгоценные кувшины. Кормчий рогожу дал, ею накрыли подарки. Гриди успели все подарки ощупать-осмотреть, языками цокали восхищённо. Дорогие подарки, царь доволен будет. Все подарки от посольств сначала описывались в Иноземном приказе.
«…ковры персидской работы размером три на пять аршин цвета алого…»
А уже потом доставляли царю. Приблизительная стоимость той и другой стороне должна быть примерно равна.
Команда судна с рассветом костёр развела, кулеш приготовила, а ещё уху, рыбку за вчерашний день наловили. Боярин только уху и поел.
– Хороша!
А уже от юрт всадники скачут, за боярином. Снова Старков уехал. Дружинники кулеша на-елись, а кто хотел и ушицы похлебал. Кто от караулов свободен был, на палубе улегся. Тёплое солнце, лодью на волнах слегка покачивает, красота!
В полдень дозорный на носу закричал.
– Глядите!
И рукой вперёд показывает. Фёдор на юрты поглядел – никакого движения, потом вперёд. Сверху по Волге насада спускалась – широкое и большое торговое плоскодонное судно. По течению быстро неслось, да видно рулевые или кормчий маху дали, огромное судно боком разворачиваться стало. Того и гляди, на лодью снесёт. Кормчий свою команду поднял.
– Всем на вёсла, сходни поднять.
За вёсла не только гребцы сели, но и гриди. Лодью от берега оттолкнули, да мощными гребками на стрежень реки погнали. Едва разминулись, двух-трёх аршин насаде не хватило, чтобы лодью зацепить. Уф! Насада пронеслась, а гребцы снова лодью к берегу подогнали. Не караульный с предупреждением, так насада бы точнёхонько в левый бок и корму лодье ударила. И кормчий молодец, быстро среагировал.
Боярина к вечеру доставили и снова хмельного. Поскольку распоряжений от Старкова не получили, решили – кормчий и Фёдор – до утра стоять. Караульный доложил, что у юрт оживлённое движение наблюдает. Фёдор и сам увидел, как от юрт сорвались десятка три всадников и унеслись. Похоже, переговоры закончились, но без приказа боярина судно с места не двинется. Ночью Фёдор сам караулы проверял, беспокойно было. Мурза и его приближённые уехали, что взбредёт в голову нукерам? За полночь раздался шорох. Фёдор по сходням спустился на берег, надо проверить источник. Могут и степные шакалы, но они бродят стаями. Постоял, послушал – тихо. К сходням подошёл и снова шорох. Фёдор саблю оголил, двинулся к носу судна, а шорох немного дальше. Трава высокая, выше сапог, и темно. Несколько раз концом сабли в заросли травы ткнул, лёгкий вскрик. Не зверь это, человек.
– А ну вставай, кто бы ты ни был! А то зарублю!
Поднялся паренёк, на вид лет десяти-двенадцати, худой, одежда – настоящее рубище.
– Ты кто таков?
Фёдор саблю в ножны убрал, чего ребёнка пугать?
– Ванюшка я. Дяденька, забери меня отсюда, замордуют.
Ребёнок по-русски говорил чисто.
– Ты как сюда на берег попал?
– Сбежал, в рабстве я.
Паренёк приблизился, показал левое ухо с медной серьгой в ухе. Раба можно выкупить, а помогать ему бежать по ордынским законам, по Ясе Темучжина – преступление. А как отказать, ежели Ванюшкой назвался, как брата зовут.
– А сколько же тебе лет, Ванюшка?
– Не знаю. Когда сюда с мамкой попал, говорила – двенадцать. С тех пор два года про-шло.
– Стало быть – четырнадцать. Неграмотный?
– Стало быть. Дяденька дай хоть кусочек хлебца. Кушать хочется, ажно сил нет.
– Постой здесь.
Фёдор на лодью поднялся. Хлеба не было, вместо него сухари. Хлеб на судне через два-три дня чёрствым становится, а потом плесневеет от сырости. Взял пару ржаных сухарей из мешка. А сам всё время раздумывал. Что делать? Мальчонку жалко. От недоедания выглядит года на три меньше. А и помрёт потом в плену с голодухи. С барином посоветоваться? Так хмельной он и наверняка отмахнётся. Что ему судьба маленького раба. А у Фёдора печаль на сердце. Если Русь своих в беде бросать будет, несправедливо получится. Сошёл с лодьи, паренёк рядом возник. Фёдор ему сухари отдал.
Ванюшка зубами впился, жевать стал. Хруст стоит, Фёдор испугался – услышат, хоть тот же кормчий или гребцы. Гриди своему начальнику слова не скажут. Всё же решился.
– Доедай, а то хрустишь громко. Попробую тебя в трюме спрятать. Но сидеть надо тихо, как мышь. По возможности подкармливать сухарями буду. Как в свои земли войдём, выпущу ночью. А до той поры хоронись. Понял?
– Как не понять?
– Тогда за мной иди, только тихо. Не разговаривай.
Караульный на носу лодьи Фёдора с рабом глазами проводил. Фёдор спящих на палубе гребцов обошёл, люк откинул в трюм.
– Спускайся.
Ванюшка почти неслышно по палубе прошёлся, в люк нырнул. В темноте оступился, упал, судя по звуку. Но даже не пискнул. Фёдор люк прикрыл, задвижку на место вернул.
Улёгся спать, а из головы паренёк не выходит. Правильно ли он сделал, взяв на борт раба? По-человечески рассудить, так поступок верный. А по сути, кража чужого раба – преступление наказуемое. Рабы на Руси тоже были, но такого обращения, как в Орде, с ними не было.
