Но затем этот хитрец понял, что гораздо проще брать мяч в руки, спокойно подходить к воротам и класть его туда. Чем он и занялся. Я стал переубеждать сына, показывая, как надо. Он продолжал, как удобно. Я начал настаивать, что нужно бить ногой, ногой, Тема, иди сюда, вставай тут, вот мяч, не там, а тут, здесь становись, давай мне свою ногу… «Стоп!» – сказал я себе. А что это я делаю? Не я ли бесился при виде этих чокнутых папашек, которые орут на своих детей во время и после тренировок? Для которых воспитание из ребенка звезды спорта – это компенсация собственных спортивных неудач. У этих кретинов еще и с арифметикой плохо. Ведь при таком подходе шанс вырастить чемпиона 0,01 %, а вырастить невротика – 100 %.
Я схватил мяч в руки, и мы наперегонки с Артемом побежали к воротам, с хохотом и визгом. А что, регби – это тоже спорт. У меня вон начальник – регбист. И ничего, хороший человек.
7. Карабас-Барабас Станиславский
После рождения Артема мы с женой перестали выбираться в театр. Это грустно – раньше ходили часто. Но сынок такой чуткий ребенок: он почувствовал родительскую печаль и принес театр в наш дом.
Есть простые перформансы, для челяди. Например, грозное мотание головой из стороны в сторону, до создания турбулентности, до отрывания ушей. Это древнегреческая трагедия, Еврипид с переигрыванием и гротеском.
Есть постановки посложнее. «Гул затих, я вышел на подмостки»: вот Артем падает на пол и закрывает лицо ладошками. Из-под растопыренных пальцев подглядывает контролирующий публику глаз и раздается равномерный стон, как во глубине сибирских руд. Больше похоже на взлет старого, потрепанного облаками кукурузника. Это Малый театр, классика.
Есть экспериментальный театр. Артем молча встает рядом, вполоборота к зрителю – жертве, низко опускает голову и начинает исподволь, исподлобья, а также исподтишка коситься на него своим глазками-ни-разу-не-бусинками. Это психодрама. Если человек пересаживается со своего места, не выдержав психологической атаки, Артем молча следует за ним и там продолжает метать свои взгляды из бездны.
Как-то раз я купил домашний кукольный театр и решил показать сыну представление. Мы с ним усадили в ряд всю его игрушечную плюшевую свиту во главе с котом-харизматиком, а сам малыш расположился на своем маленьком кресле между ними. Как на групповой фотографии Ивана Грозного с опричниной (если бы такая фотография существовала). Я же отодвинул от стены наш диван с высокой спинкой и спрятался за ним. На одну руку нацепил лягушонка, на другую медвежонка, и понеслась по кочкам сказка.
Минут пять я витийствовал над спинкой дивана – тишина. Шутки не проходят, гэги зал не заводят, сюжетные ходы не считываются. Полный провал. Ох, сложная эта аудитория – дети и плюшевые коты. Я решил все-таки посмотреть, что там, в зрительном зале, делает сынок и не уснул ли он. Повернулся – а-а-а-а! Артем рядом со мной стоит. За диваном, тихонько. Я чуть дуба не врезал там же на месте от неожиданности. Видимо, уже давно стоит – с самого начала представления. Я слишком увлекся домашними мистериями и не заметил, как он пришел.
Я сидел на корточках с тряпками на руках и глупо моргал, не понимая, что мне делать дальше. Художественная условность была разрушена – зритель пришел за кулисы. Артем же заговорщицки улыбнулся мне и начал кивать в сторону кукол, водруженных над моей головой – мол, давай продолжай, жги, я с тобой. И вот я возобновил представление для кота – харизматика с опричниной. Артем стоял рядом и периодически хихикал, закрывая рот ладошкой, видимо, чтобы не выдать своего присутствия за сценой зрителям.
Так за одно мгновение я превратился из хозяина театра в глупого Буратино. Я машинально сучил своими одеревеневшими ладошками, чувствуя пристальный взгляд Карабаса-Барабаса Станиславского за своей спиной.
8. Органы
У меня очередной кризис детского менеджмента: я не знаю, как закончить игру. Как выключить ребенка из какой-нибудь адской забавы, если она ему нравится и он залип. Как грамотно провести игровой детокс. Авторитеты говорят, надо переключать на другое. А я не хочу переключать. Переключать, значит, опять с Артемом возиться, а я хочу просто умереть.
Я не придумал ничего умнее, как прибегнуть к дешевой манипуляции. Хватаюсь за сердце и говорю Артему, что у меня болит сердце. Но не все так просто. Похоже, у сына откуда-то имеется начальное медицинское образование, и он мне не верит. Продолжает кошмарить меня своими гиперактивными играми, порой с вовлечением увесистых предметов, несмотря на мою острую сердечную недостаточность.
И все же я нашел решение. Я придумал стопроцентную формулировку, которая пока действует на Артема безотказно. Я не сетую на недомогания в конкретных частях тела – в сердце, животе, почках. Я работаю глобально. Я говорю сыну, что у меня болят ОРГАНЫ. Видимо, в его восприятии эти ОРГАНЫ приравниваются к тотальному отцовскому коллапсу, и Артем на время оставляет мое бездыханное тело в покое.
9. Артем Антон
Я сижу красный от стыда, пойманный с поличным. Сердце колотится. Крупные градины пота – хоть урожай собирай. Жена раскрыла рот от удивления. Артем возмущенно нахмурился. Слышно, как в раковине капает вода и как урчит холодильник.
Я только что по ошибке назвал Артема Антоном.
Можно сколько угодно объяснять про тяжелый день на работе, полнолуние и временное помешательство. Не поможет. Это как женщину назвать чужим именем. Только хуже. Потому что женщина скорее всего один раз отскандалится, устроив расстрел на месте. А ребенок потом целый вечер будет ходить за тобой и бубнить: «Тема! Тема! Тема!»
10. Ленин и дети
Я готовлю к изданию книгу «Шедевры воспитательного идиотизма». Материала накопилось предостаточно. Ну вот хотя бы такой случай.
В один из выходных дней я повез Артема в центр Москвы показывать ему Кремль.
Я подвел его к Кремлевской стене и торжественно представил ему Спасскую башню. Спасская башня даже как будто учтиво поклонилась малышу, но это его не впечатлило. Артем секунду смотрел вверх, потом отрицательно замотал головой. Кремль ему не нравится, видите ли. Тоже мне, оппозиционер.
В итоге мы битый час шатались с ним по площади перед Историческим музеем. Фантасмагорическое место. Аномальная зона какая-то. Петр I курит, беседуя со Сталиным. Второй (!) Сталин чуть поодаль сидит на раскладном стульчике и дует чаек из термоса. Кругом – одни китайцы. Над их головами грозно нависают копыта коня с памятника Георгию Жукову. Китайцы намека не понимают. Мимо строем маршируют несколько человек с плакатом «Развала СССР не было». И, как вишенка на этом психоделическом торте, мой Артем, неуклюже подметающий площадь гигантской метлой.
Пока я глазел кругом, сын отжал эту метлу у какой-то сердобольной женщины в форменной жилетке. Женщина стояла неподалеку рядом с Лениным. Она подносила к глазам платочек от умиления, а Ильич одобрительно кивал головой.
