– Ваня! – нахмурилась Нина Сергеевна. – Ты меня ставишь в неловкое положение! На кухне сидит Муля, которая приехала обсуждать вашу свадьбу.
Но сын уже избавился от припадка инфантильности и вполне логично спросил:
– Что важнее: несколько неприятных минут твоих объяснений с подругой или моя жизнь, запущенная по неверному пути?
Вопрос был справедлив и ответа не требовал. Однако Нина Сергеевна хотела ясности.
– Но на ком-то ты женишься? На Кате?
– Не исключено, хотя пока недостоверно.
– Иван! Я имею право знать о твоих планах.
– Ты узнаешь о них первой. Без твоего совета ничего предпринимать не стану.
Ваня давно усвоил: чтобы мама не досаждала опекой, наставлениями, тревогами и нравоучениями, надо подтвердить, что она первая скрипка и дирижер его судьбы. Мама успокоится и оставит его в покое.
Так и получилось.
– Спасибо мой мальчик! – облегченно вздохнула Нина Сергеевна. – Конечно, рассуждая справедливо, ты можешь составить счастье любой женщины. Но далеко не каждая сделает счастливым тебя.
Нина Сергеевна вернулась на кухню, где сидела погрустневшая и встревоженная Эмма Леонидовна.
«Уже знает?» – подумали обе, посмотрев друг на друга. И несколько минут сидели в молчании, не зная, как начать тяжелый разговор.
– Муленька, я должна тебе признаться.
– Я тебе тоже.
Им так хотелось поскорее выплеснуть тайное, что сказали одновременно.
– Ниночка беременна от проходимца-альпиниста, не хочет делать аборт, будет рожать.
– У Вани появилась новая девушка, которая давно у нас ночует.
Снова повисло молчание. Каждая переваривала сообщение подруги. Обе испытали шок и возмущение. Через несколько секунд посыпались упреки.
– Ты хотела, чтобы Ваня женился на твоей дочери, которая носит чужого ребенка?
– Ты обсуждала со мной, как поженить детей, а Ваня в это время с другой роман крутил?
– Как ты могла утаить от меня?
– Почему ты скрыла правду?
– Я не ожидала от тебя подобного!
– Это почти подлость!
Восемь из десяти пар подруг на их месте не остановились бы, продолжили обвинять и упрекать, рассорились бы вдрызг и навсегда. Но не Эмма и Нина. Они настолько прочно и давно любили друг друга, вросли одна в одну, что любой разлад воспринимался как конфликт с самой собой. Не может ведь твоя правая рука поссориться с твоей же левой? Кроме того, у них с детства имелся безотказный способ выхода из драмы – слезы.
Плакали вместе, одновременно. Сначала – от обиды и жалости к себе, потом – из-за сочувствия к подруге. Сначала – порознь, потом – обнявшись. Длительность рыданий и продолжительность первого этапа зависели от тяжести конфликта и возраста. Сломанная кукла в детстве – полчаса слезоизвержений. Переманенный кавалер в юности – пятнадцать минут всхлипов.
Эту их особенность коллективного слезопускания знали и близкие. Поэтому Ваня, услышав рыдания на кухне, подошел к двери, приложил ухо:
дуэтом ревут? Значит, все в порядке. И не подумал заглянуть, утешить. А когда пришел домой отец, приложил палец к губам:
– Мама с тетей Эммой дружно плачут.
– Давно? – так же тихо спросил отец.
– Двадцать три минуты, – посмотрев на часы, шепотом ответил Ваня.
– На рекорд идут.
Они вздохнули: ужин откладывается на верный час или дольше. Ведь подругам еще требуется после рыданий обменяться исповедями, чтобы снова слиться в дружбе-любви.
4
После разговора с Ниной, которая неожиданно, решительно и почти грубо заявила, что не хочет иметь с ним дело, у Сергея наступили черные дни. Верно сказано: и дольше века длился день. И каждые минута и секунда были в нем черные, смолянистые, отвратительно тягучие.
Какой-то мудрец вывел формулу: любовь – это когда ты находишь себя, лучшего и прекрасного, в другом человеке. И вот теперь его, прекрасного Сергея, из этого человека выдернули без объяснения причин и выбросили на помойку. Размечтался, а тебя – мордой в черную смолу. Больно, тошно, противно. Пройдет. Когда-то пройдет. Нужно время. Сократить время можно двумя способами – пьянством или работой.
Пить Сергей не любил. Для удовольствия, в компании, – можно. Беспробудно, по-черному, не просыхая, – это не для него. А работы не было. Под стать его настроению случилась и питерская погода – дули шквальные ветры, лили дожди. По технике безопасности на верхотуре трудиться нельзя. На шпиле храма, который они подрядились красить, мотало бы как фантик на веревочке.
Но Сергей рвался на работу. Установить дополнительные страховки – и на шпиль. – Ты сбрендил, – крутил пальцем у виска Вадим, штормовое предупреждение, двадцать метров в секунду ветер! Давай займемся делами по организации фирмы, работы невпроворот.
Они решили создать свою промальповскую фирму. Есть ребята, имеются авторитет и клиенты, которые их хорошо знают, хватит отстегивать дяде за посреднические услуги. Но регистрация фирмы – это бюрократические хлопоты, Сергею в данный момент они не подходили. Требовалось занять мускулы, физически работать на износ.
Вадим мотался между Москвой и Питером, обижался на Сергея, который наплевал на их общую идею и за каким-то чертом пошел работать к асфальтоукладчикам. Вместо того чтобы вместе поехать в Москву, найти юристов для регистрации фирмы, узнать, что требуется для лицензирования учебного центра по подготовке промальпов, верного бухгалтера привлечь, Серега с отбойным молотком врезается в питерский асфальт. На панель пошел в полном смысле слова. В Петербурге тротуар панелью называют.
Вышло случайно и удачно. После жесткого разговора с Вадимом, который обозвал его придурком, хлопнул дверью гостиничного номера и укатил в столицу, Сергей вышел на улицу. Сидеть в тесных казенных стенах невмоготу. Куда идти? В кино или в музей? Петербург – город замечательных музеев. Только живопись ему сейчас не поможет. Никто ему сейчас не поможет, кроме одного человека, который, получив двадцать пять роз от влюбленного идиота, послал его далеко, хоть и цензурно. Что могло произойти за несколько часов от одного телефонного разговора с Ниной утром дня ее рождения до второго – после обеда? Сергей об этом не думал. Анализировать, предполагать, строить версии было мучительно больно, как голой рукой искать в кипящем вареве уроненное золотое колечко.
На улице работали дорожники. Мостили тротуар. Старый асфальт отбивали, а следом новый укладывали. В таком цикле, спешно, делают только по особому распоряжению, когда высокое начальство приезжает и надо глаз ему умаслить.
Дорожники – гастарбайтеры, таджики, как потом выяснил Сергей.
– Давай помогу, – предложил он отбойщику, во время короткого отдыха вытиравшего пот со лба (при таком-то ветре!).
